Подчёркивание кем-либо собственной принадлежности к той или иной христианской конфессии вызывает у меня определённую иронию. Называя себя христианином, человек рассказывает, во что он верует. Говоря о себе как о православном (католике, протестанте) он сообщает, какой организации отдаёт свои деньги, или куда ходит по воскресеньям, или по какому календарю отмечает праздники. Всё это дела земные, чтобы не сказать этнографические, к вопросам веры они имеют косвенное отношение.

Если же кто-то, основываясь на конфессиональных различиях, делает глобальные выводы социоэкономического или историософского характера, получается полная несуразица. Ярчайший пример — Макс Вебер, изложивший в «Протестантской этике и духе капитализма» несусветные глупости и заморочивший массе народу голову на сто лет вперёд. Однако В.В. Познер, февральская реплика которого о христианских направлениях наделала столько шуму в СМИ, превзошёл в абсурдизме самого Вебера:

«Если говорить о христианской религии, то ее основные ответвления совершенно по-разному сказались на странах, которые исповедуют эту религию. С моей точки зрения, в протестантских странах люди живут значительно лучше, чем в католических, а в католических — лучше, чем в православных.»

Разумеется, каждый волен придерживаться какого угодно мнения по любому вопросу, но если по версии Владимира Владимировича в Ботсване люди живут значительно лучше, чем в Австрии, а на Гаити — лучше, чем на Кипре, ему не следует рассчитывать на сколько-нибудь серьёзное отношение публики к его точке зрения.

Однако самое смешное даже не это. Самое смешное, что когда-то подобного мнения придерживался и я. Только Познер во всём винит князя Владимира («У других не было возможности выбирать. Лучше бы выбрал католицизм все-таки»), я же считал, что роковую ошибку совершил Александр Невский. У меня были какие-то фантазии, что он мог переменить союзы, перекрестить Русь в католицизм и не сражаться с Орденом, а призвать его на помощь против Орды. И тогда у нас появились бы и рыцари с турнирами, и менестрели с трyбадурами, и культ прекрасной дамы, и готика (возможно, даже пламенеющая), а потом и Реформация — в общем, мы прожили бы совсем другую историю. Мне тогда было лет двенадцать или тринадцать.

Сталкиваясь с людьми, во взрослом возрасте придерживающихся взглядов, которых я придерживался в детстве или в ранней юности, я испытываю странные чувства. Не помню, говорил ли я об этом когда-нибудь, но со мной такое происходит довольно часто, в том числе в ЖЖ. Люди что-то декларируют, доказывают, аргументируют, а я в глубине души напеваю строки из песни «Как молоды мы были» («Может я это, только моложе, не всегда мы себя узнаём»).

Это может касаться политических взглядов, мировоззренческих вопросов или исторических концепций. Например, в ЖЖ есть юзер, называть никнейм которого я в данном случае не буду. Это хороший человек, много пишущий о древней истории. Он создал теорию, согласно которой в гибели античности виноваты римляне, уничтожившие более развитую эллинистическую цивилизацию и отучившие народы Средиземноморья сражаться за свою свободу и за свои принципы. Вы будет смеяться, но когда-то я придерживался похожих воззрений на классическую древность. Знали бы вы, сколько претензий к Риму было у меня в пятом классе!

Мне тоже больше нравилась Эллада. Александр был более велик, чем Цезарь, сюжет «Илиады» казался мне интереснее сюжета «Энеиды», да и гречеcкие шлемы выглядели изящнее римских. К тому же римское рабовладение описывалось как полный кошмар, а в кино все, кто имел с римлянами дело, от Спартака до Клеопатры, очень плохо заканчивали. Не говоря уже о гибели Архимеда в советском мультфильме об осаде Сиракуз. В общем, при переходе от греческой истории к римской я сказал своей школьной учительнице: «Дальше мне будет неинтересно. Я не люблю римлян». «А их не надо любить или не любить, их надо знать», — ответила Зоя Андреевна и дала мне почитать «Историю Древнего Рима» Н.А. Машкина в потёртой красной обложке (М., 1956).

Так я впервые познакомился с римской историей за рамками советского школьного учебника, романа Джованьоли о Спартаке, голливудских картин в жанре пеплум и советских мультфильмов. Через несколько месяцев у меня не осталось к римлянам никаких претензий — ни по поводу завоеваний и разрушений, ни по поводу рабства, ни по поводу Спартака (хотя Архимеда, конечно, жаль).

В общем, мне не впервой выслушивать от людей мысли, от которых я отказался сорок лет назад. Но обычно это бывают по крайней мере мои ровесники. Познеру восемьдесят семь лет. И услышав от восьмидесятисемилетнего мэтра сентенции, представляющиеся мне совершенно детскими, я ощущаю себя даже не лирическим героем А. Градского (музыка А. Пахмутовой, слова Н. Добронравова, 1975 год), а буквально черепахой Тортиллой в исполнении Рины Зелёной («Приключения Буратино», киностудия Беларусьфильм, тот же 1975 год). «Я сама была такою триста лет тому назад».

Определённые различия между христианскими конфессиями, конечно, есть. Но совсем не такие, какими их видят Макс Вебер или Владимир Познер. У нас литература больше влияет нa веру, чем вера на литературу. Такая уж Россия страна, такими нас сотворил Господь. Во всяком случае, мне так кажется. Простите меня, многогрешного.