Ездили когда-нибудь в плацкарте на багажной полке? Я вот ездил. Да много кто ездил в то время. В 94-м поезда и в Москву-то ходили через пень-колоду, что уж говорить про нашу провинцию: Бывало, поезд в расписании должен быть, а на самом деле его нет три дня. И люди сидят на вокзале, на баулах и чемоданах, ждут поезда, уже быт себе обустроили в зале ожидания. Или, бывает, поезд есть, но вагонов в нём в два раза меньше, чем нужно. В кассы тогда никто и не заглядывал даже, все сразу к проводницам с деньгами, а они женщины сердобольные, говорят: «Ну ты приляг на самую верхнюю полочку, ещё сумочки поставь так чтобы не видно было». И всем хорошо. Благо транспортная милиция только по праздникам ходила. А кому совсем свезло, мог и зайцем пролезть, пока проводница, кудахча, носится по перрону, пытаясь стрясти копеечку с каждого.

И вот однажды ехал я в такой обстановке из Минска в Питер весь такой красивый на нижней боковушке. Повезло так. Билет был куплен сильно заранее. Сверху, значит, мужик в усах и тельняшке, Михаил звать. Мы с ним чаи гоняли весь вечер под его разговоры — втирал мне, откосившему от армии, про Афган. В «купейном» отсеке распределились остальные персонажи: дородная баба лет шестидесяти с кучей коробок и банок с солениями, которые она охраняла как золото, похожий на Кощея дед, который ехал почему-то в тапках на босу ногу, и молодая семья начинающих алкоголиков: оба уже малость опухшие, но ещё интеллигентные, «вы» говорят. Ничего особенного, короче.

За пять часов, уже к ночи, кое-как проехали Витебск, и на следующей станции зашли они — зайчики. Причём сразу трое, два парня и девчушка. У нас весь отсек уже дрыхнет, даже Михаил уже успокоился, только я сижу, сон не идёт. Взял у проводницы бутылку пива, заплатил этой спекулянтке восемьсот рэ и сижу с этим пивом как король, рассматриваю новоприбывших. Парни как парни, явно студенты, лет по девятнадцать может. Видно что еле ноги волочат от усталости. Поозирались по сторонам, поняли что даже сесть негде и быстро запрыгнули на верхотуру — один прикорнул прямо на бабкиной коробке, второй рюкзак под голову положил. А девчонка не торопится, села напротив меня, чирикнула «Здрасти, я Таня!» и сидит, водит носом.

Я, недолго думая, предложил ей пиво, и она тут же согласилась. Развернулась за столик, рюкзак скинула вниз, ногу на ногу закинула так, что они аж завязались каким-то немыслимым узлом, и кулачком подпёрла щеку. Милая девушка. Невысокая, рыженькая, по бокам две коротенькие рыжие косички, явно ей не по возрасту — они её молодили лет на пять сразу. С хорошей фигуркой, как я успел заметить, но лицо необычное: курносый нос, щеки круглые с ямочками, когда она улыбалась, и с постоянным румянцем, губы полные, выделяющиеся без всякой помады. Из-за этого складывалось ощущение, что она немножко в теле. Загорелая как все деревенские девчонки, брови рыжие выгорели почти добела. Одета по погоде — футболка, шорты, вьетнамки. Что мне в ней сразу понравилось, это как она улыбалась — больше глазами, чем губами, от чего её брови подпрыгивали вверх, а карие глазки начинали поблёскивать. А улыбалась она постоянно.

Мы говорили шёпотом. Таня сказала, что они едут до Пскова с каникул. Она училась в пединституте, мальчики на истории, а она на «зверофаке», на отделении биологии то бишь. Они были из одного маленького города, Невеля, где все друг друга знают. Натарахтела мне за двадцать минут кучу всяких подробностей о своей жизни, рассказала даже про соседок по комнате, про какого-то препода-алкоголика, а про меня особо ничего не узнавала. Даже имени не спросила. Да и нечего про меня особо рассказывать — мне двадцать семь и я алкоголик, вот и вся история.

В общем пока мы сидели, Таня очаровала меня так, что я предложил ей свою нижнюю полку. Я и так-то чувствовал бы себя неуютно, отправляя её наверх, а тут она ещё и понравиться мне успела. Короче, вежливо поспорили немного, но потом я заявил, что какой же я мужчина, если не уступлю место и, мысленно сверкая доспехами, впервые в жизни полез на третью боковушку.

Пожалел я о своём необдуманном решении примерно сразу. Пока Таня радостно раскладывала матрас и стелила простыни, я обнаружил на третьей полке чью-то здоровенную сумку на колёсиках и солидный скос у стенки, который почти не оставлял мне жизненного пространства. Делать было нечего, спать хотелось невыносимо, и я, согнувшись в три погибели, кое-как устроился.

Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо:

— Дяденька! Дяденька! — повернув голову, увидел, что Таня эта поднялась наверх, повисла на подножке и теребит меня за плечо. Нормально, думаю, уже дяденькой называют.

— Чего тебе, Танюш?

— Да я не могу, как вы тут мучаетесь. Места же нет совсем, тесно. Спускайтесь вниз, там места и двоим хватит, — и улыбнулась во всю физию. И глазками захлопала.

— Херассе: А пацанам твоим что, не тесно что ли? Вон этот, на коробке, грыжу себе зарабатывает. Его бы к себе и положила.

— Я чего дура что ли? — она захихикала, — Чтобы завтра вся общага знала что я с кем-то из них спала? А потом ещё и весь Невель?

Предложение было, конечно, заманчивое. Блядская сумка на колёсах и ублюдочный скос явно занимали больше места, чем восемнадцатилетняя студентка, и точно были гораздо жёстче. Поколебавшись немного, я спустился вниз мимо храпящего Михаила. Смотрю, лежит у самой стенки натянув на нос простыню, и глазками на меня поблёскивает. Ну ладно. Кое-как лёг на бок, жопа над краем полки свисает, неудобно. Натянул на себя край простыни. Лежим лицом друг к другу, я, значит, как идиот лежу, а она просто лежит, таращится на меня. Чувствую — не, сейчас упаду. Придвинулся к ней ближе, она приподнялась немного и глазами показала, мол руку положи под меня. Я повиновался, и она устроилась мне на плечо, и ко мне прижалась, довольная. «В тесноте, да не в обиде!» — прошептала.

Теперь мы оба нормально умещались на полке и под простыней, но тут же возникла другая проблема. Таня была мягкая, податливая, горячая как печка, да к тому же пахла так, что я сразу поплыл. Женщины у меня не было уже месяца четыре, а может и больше. Я предпочитал не считать. Не умел я как-то ни знакомиться, ни подкатывать — мне всё казалось, что вокруг полно кандидатов поинтереснее меня. А тут такое: Я лежал, ни жив ни мёртв, и только чувствовал её дыхание у себя на шее, тёплую ладошку у себя на груди, а ещё как хуй оттопыривает штанину. В соседнем отсеке тихонько бухали и бубнили два мужика, храпел Михаил, причмокивала во сне бабка с соленьями. И ещё периодически народ мимо в туалет шастал. В общем все были при деле, один я страдал. А тут ещё Таня начала меня своей ладошкой по груди поглаживать.

— Ты чё не спишь? — шепчу, — и чего горячая такая? Температура у тебя?

— Действительно, чегой-то я не сплю, — захихикала девочка, — все кругом спят, одной мне не спится. Температуры нет, я всегда такая.

Я повернулся было к ней, и тут же понял, какое это опрометчивое движение — теперь бугор на штанах утыкался ей прямо в бедро. «Ой!» — сказала она с иронией и заулыбалась глазами. Она елозила бёдрами, а её ручка гуляла по моей груди, плечу, боку. Меня уже серьёзно потряхивало. Я в отчаянии положил ладонь сначала ей на бедро, потом повёл вверх, под футболку. Она меня не остановила, и я полез выше, к груди. Помедлил и положил ладонь ей на сиську, сдавил через ткань лифчика, начал мять. Она больше не смотрела на меня, закатила глаза, ротик приоткрыла и язычок немного высунула. Кажется она стала ещё жарче. Я провёл рукой у неё между лопаток и расстегнул оба крючка на лифчике. Я не видел её сиськи, но мог чувствовать их наощупь — они были небольшие, тёплые, упругие, с маленькими стоячими сосочками — я не мог оторвать ладонь от её груди. Одновременно, я нашёл в себе смелость поцеловать её, и она, тихонько застонав, стала отвечать мне! После такого даже тормоз вроде меня уже окончательно осмелел. Я накрыл нас обоих с головой простыней и задрал на ней футболку. Она лежала у меня на плече, подставляя свои нежные соски под мои пальцы, а губы — для моих поцелуев. Одновременно её рука гладила и сжимала мой хуй через ткань брюк, щупала его рукой, словно пытаясь понять, какой он толщины.

— Поласкай меня: там: — прошептала Таня. Я снял руку с её груди и провёл вниз по животу. Её шорты уже были расстёгнуты, и моя рука легко скользнула в пожар, который полыхал у неё между ног. Она была уже очень мокрой, волосы на лобке все в с горячей, скользкой смазке. Пахло от неё так, что у меня закружилась голова, а мужички за стенкой даже немного притихли, или это меня контузило, не знаю. Я гладил её лобок, оттягивая вниз трусики, пока она не придвинулась ко мне и не сказала одними губами:

— Возьми меня за пизду:

Я сделал это так, что внутрь ей погрузились сразу три пальца, и она вцепилась зубами мне в плечо, а рукой — в мою руку. Кажется она попыталась отвести её, но я уже не дал ей этого сделать. Пока я ласкал её изнутри, она не разжимала зубы, а вот рука её ослабла и потянулась сначала к своему соску, ласкать его, потом к моему лицу, начала гладить меня по щекам, запустила руку мне в волосы, начала трепать их, оттягивать, ерошить.

— Офуенно: офуенно: еффё, — пыхтела она тихонько, зарываясь в моё плечо. Наконец, она мелко задрожала и судорожно свела бёдра так, что моя рука оказалась зажатой словно в тисках. Дёрнувшись несколько раз, она расслабилась, хитро взглянула на меня и шепнула: «Спасибо:» Это было неожиданно, и я не сразу придумал что сказать ей в ответ, а когда наконец открыл рот, Таня приложила пальчик к моим губам, и шёпотом пропела на мотив известной рекламы:

— Настало время па-са-сать! — она облизнулась и ловко спустилась вниз, согнув ноги в коленях и устроившись на боку так, что её лицо оказалось прямо напротив моей ширинки. Умело, одним движением расстегнула штаны и дёрнула их вниз, да так, что готовый лопнуть хуй выскочил и шлёпнул её по носу. Послышался восхищённый выдох, а затем я почувствовал, что мой ствол плавает в чем-то горячем, влажном и невероятно нежном. Она сразу вынула его изо рта, разогнув ноги поднялась к моему лицу, и игриво шепнула:

— У-у, а он у тебя толстенький! — и снова бесшумно спустилась вниз. Двигалась она быстро, словно белка. Я не смел пошевелиться, и только растянул простыню над её головой, чтобы проходящим мимо зассанцам не было видно, как она насаживает свою мордашку на мой болт. Она пускала обильную слюну, но при этом сосала почти бесшумно, только тихонько и нежно гукала. От этих едва слышных звуков я просто ошалел. Мне казалось что мой хуй не был таким твёрдым никогда. Она натягивала на него свои губы, вела их до конца, я чувствовал как её носик утыкается мне в лобок, потом отводила голову и начинала обрабатывать только залупу, одновременно посасывая её и обводя язычком. Она водила залупой по своим нежным пухлым губам, спускалась вниз к яйцам, чтобы обсосать их и пощекотать языком, но быстро возвращалась обратно, к тому занятию, которое явно нравилось ей больше.

Я взялся за основание члена — по нему вниз на простыню текли её слюнки — и провёл рукой вверх, прямо к её горячему ротику. Погладил пальцем по кругу её нежные горячие губы, плотно обнимающие мой хуй, и она заодно всосала и палец. Это очень возбуждало — ощупывать её работающий рот. Я не видел как она сосёт, но очень хорошо мог представить себе, и мои руки помогали мне в этом. Я погладил её пальцами по лицу, ощутил как втягиваются и надуваются её щёчки, почувствовал как она там, внутри, играет своим язычком, крутит его вокруг залупы, одновременно втягивая её в себя. Я начал нежно гладить её разгорячённое лицо — скулы, щеки, носик, провёл пальцем за ушком, нащупал локон волос, прилипший к её влажной щеке, сдвинул его к шее. Одновременно через её кожу я чувствовал свой хуй, когда она держала его за щекой. Я очень хотел двигаться в ней, проникать внутрь её рта, но боялся привлечь чьё-нибудь внимание. Но по мере того как я заводился и приближался к разрядке, все же начал легонько поёбывать её в рот — сдерживаться я уже не мог.

— Сейчас кончу, — шепнул я туда вниз, под простыню, — глотать будешь?

— Му-ху, — нежно пропела Таня, не выпуская хуй изо рта, так, словно успокаивала меня. Она взялась одной рукой за основание члена, сделала пальчики кольцом и начала помогать своему ротику доводить меня, а второй рукой принялась легонько гладить и щекотать яйца. Мне пришлось стиснуть зубы и зажмуриться — настолько острыми, почти болезненными, были ощущения и настолько сильной была разрядка. Мимо прошла какая-то мамаша, ведя своего ребёнка до туалета, и прямо в этот момент Таня тихонько хрюкнула — сперма выплеснулась ей в рот. Хуй изо рта она не выпустила, умница — наоборот, начала сильно и быстро сосать его как соску, сглатывая поступающую ей в ротик сперму. Одновременно с этим она легонько сжимала мои яйца, так словно хотела выдоить из меня всё без остатка. Дососав до конца, она ещё долго не выпускала мой член, облизывала его, перекатывала во рту и просто целовала головку. Наконец она, оттолкнувшись ногами от перегородки, ловко скользнула обратно наверх и устроилась у меня на руке.

Устроившись поудобнее, она снова блеснула на меня своими глазёнками — вся разомлевшая, горячая. Тусклый верхний свет освещал её пунцовые щеки, припухшие влажные губы и покрасневший носик.

— Понравилось тебе? — шёпотом спросил я, обняв её свободной рукой за попку.

— Да: — прошептала она в ответ, а потом хихикнула, и сказала немножко смущённо, — люблю сосать. И спермы много. А тебе понравилось?

Я закивал в ответ, глядя на неё как на свою богиню:

— Никогда так не кончал от минета: даже не знал что так бывает:

— Ну что тут скажешь, — она снова хихикнула, — пединститут, второй курс:

Я еле удержался чтобы не прыснуть, а тут она ещё и ухватила меня за хуй своей ручкой и давай надрачивать. Облизала пальцы и принялась пальцами массировать залупу снизу, прикрыла глаза, было видно как она кайфует от этого занятия, от того что она проделывает это со мной когда в соседнем отсеке бухтят мужички, ворочается бабка на коробках, ходят люди. Я поцеловал её в приоткрытые губы, проник внутрь языком, она ответила мне. От неё исходил умопомрачительный запах, запах её дыхания. Он смешивался с запахом моего члена, который она только что держала во рту. Ей не потребовалось много времени чтобы возбудить меня — ещё пара движений, прикосновения губами к моим губам, и хуй уже снова упирался ей в живот. Глубоко дыша она прошептала: «Я сама всё сделаю:» и ловко перевернулась на другой бок, спиной ко мне, пристроившись попкой к моим бёдрам. Я почувствовал как она спускает шортики, устраивает свою влажную горячую дырочку поближе к моему члену, мне оставалось только взять хуй в руку и медленно ввести в неё.

Член проталкивался внутрь раздвигая, словно разлепляя, её мокрую горячую пиздёнку — Таня встретила это долгим неровным выдохом, словно беззвучно застонала, и начала сама насаживаться на ствол. Я согнул одну ногу в колене и поставил её вертикально, сделав какое-то подобие шатра из простыни, чтобы проходящие мимо люди не могли заметить, как она ебёт себя моим членом. Она делала это медленно и вкусно, просунула руку себе между ног то хватая меня за яйца, то просовывая пальцы себе внутрь вместе с членом. Когда она полностью снималась с меня, её ладонь проводила по моему стволу и сразу снова направляла его внутрь. Я осторожно приподнялся на локте, чтобы увидеть её лицо. Она лежала прикрыв глаза и прикусив нижнюю губу, от неё просто веяло жаром, а когда я просунул ей руку под футболку и легонько прищемил сосок, она не выдержала и еле слышно застонала. Я понял, что сейчас не выдержу. Лихорадочно сдёрнул руку с её сиськи, ухватил себя снизу за яйца и потянул вниз — обычно это помогало мне отсрочить оргазм. Обычно. Но тут начала кончать она, прерывисто дыша, плотно стиснув бёдра, втягивая живот, она просто выдавливала из меня сперму своей горячей пиздой. Я попытался отстраниться, но она плотнее прижалась бёдрами так, что я уже не мог отодвигаться от неё, не рискуя грохнуться с полки. Я спускал ей внутрь, ещё сильнее и обильнее чем в первый раз, когда она мне сосала.

Кажется её это совершенно не беспокоило. Она лежала, слегка ёрзая попкой, словно устраиваясь на моём члене поудобнее, а я, как идиот, не нашёл ничего лучше чем промямлить:

— Прости:

— Не парься, — она взглянула на меня искоса и улыбнулась, — опасные дни не скоро: А ты рыцарь! — она довольно улыбалась, — полку свою уступил, и внутрь не хотел кончать, чтобы не опорочить бедную девушку, — она тихонько засмеялась и вдруг зевнула. — Член у тебя сладкий. Сосать его приятно, толстый, рот растягивает. И ебаться: Головка такая большая, я прям чувствовала, как она мне всё раздвигает, а потом за ней ствол проходит, — она уже засыпала, — не вынимай его, а то из меня сперма потечёт: ой как потечёт:

Через некоторое время она мерно дышала, пристроившись у меня на плече, а я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить, только изо всех сил прижимался к её заднице, чтобы поникший член наружу не вывалился. Засыпать я начал часам к шести только, и тут же она зашевелилась — выползла из-под меня, натянула шортики, деловито почистила пёрышки. Весь вагон ещё только глаза протирал, а она уже сидела на полке у меня в ногах, с невинным видом рассматривая окружающих. Приятели её слезли сверху, потормозили немного и, грустно зевая, потащились к выходу. Она тоже встала, улыбнулась мне, и чиркнула «Ну, пока!»

Поезд дёрнулся, останавливаясь на станции, я засуетился — схватился за карман брюк, кое-как вытащил записную книжку, вырвал листок, вынул засунутый за скрепляющую пружину огрызок карандаша. Написал свой питерский номер, протянул ей, сентиментальный лох. Помедлила, улыбнулась глазами, взяла сложенную бумажку. Посмотрела на меня хитро так, словно спросила: «Будешь ждать звонка?». А я уже включил взрослого и равнодушного барана, напыжился и пожал плечами, мол, захочешь — позвонишь.

Она губами изобразила поцелуй, развернулась и помчалась к выходу, тряся косичками.

А я понял, что даже имя своё забыл написать на бумажке.