У меня в отрочестве была любимая байка про русское «Ничего».Я тогда и про кольцо Соломона не знал, хотя считался даже по тем меркам (в те далекие времена-когда читали все и вся)-начитанным. Это русское «ничего» мудрее всех соломоновых «и это пройдет».

 

Недавно въ С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ была разсказана исторія желѣзнаго кольца съ русскою надписью «ничего», которое постоянно носитъ Бисмаркъ на своемъ пальцѣ.

Исторія относится къ 1862 г. когда Бисмаркъ жилъ въ Петербургѣ, въ качествѣ прусскаго посланника «Разъ зимою онъ получилъ приглашеніе на императорскую охоту верстъ за сто отъ столицы. Будучи страстнымъ охотникомъ, онъ вы ѣхалъ днемъ раньше, чтобы сначала самому поохотиться въ тѣхъ богатыхъ дичью мѣстахъ; увлекся, заблудился, и когда уже пора была при быть на назначенный для царской охоты пунктъ, очутился въ какой то невѣдомой деревушкѣ, совсѣмъ потонувшей въ снѣгу.

»Зная уже немножко по-русски, графъ сталъ разспрашивать крестьянъ. Оказалось, что до назначеннаго мѣста верстъ двадцать. Какъ быть? Отыскался крестьянинъ, взявшійся «духомъ» довезти графа. Подали простыя розвальни, заложенныя парою крохотныхъ лошадокъ. Бисмаркъ усомнился.

— Да ты довезешь ли? Мнѣ скоро надо!

— Ничего! — спокойно отвѣтилъ взлѣзшій на облучекъ мужикъ.

 — У тебя крысы какія-то, а не лошади.

 — Ничего!

Графъ усѣлся. Лошади тронули и, миновавъ околицу, понесли съ такою бѣшеною быстротою, что духъ захватывало.

На ухабахъ, — разсказывалъ князь Бисмаркъ, — даже страшно дѣлалось, того и гляди языкъ прикусишь. Вѣдь, ты, говорю, своихъ клячъ загонишь!

 — Ничего!

— Какъ ничего, когда онѣ подохнутъ на дорогѣ?

— Ничего!

Въѣхали въ лѣсъ. Просѣка узкая, пни и корневища на каждомъ шагу, сани то и дѣло то однимъ бокомъ ударятся, то другимъ, то подскочутъ вмѣстѣ съ нами обоими. Мужикъ гонитъ во весь духъ.

— Вѣдь, ты меня вывалишь! говорю.

А онъ только обернется немножко, такъ что одинъ кончикъ носа покажетъ, и усмѣхается:

— Ничего!

И какъ разъ вывалилъ. А стукнулся о какой-то пень, разцарапалъ себѣ лицо. Разозлился ужасно, всталъ, схватилъ выпавшій откуда-то толстый желѣзный прутъ и бросился съ нимъ на мужика, искреннѣйшимъ образомъ желая исколотить его. А онъ захватилъ корявыми ручищами полную пригоршню снѣга и предупредительно лѣзетъ на меня, чтобы обтереть мнѣ лицо.

— Ничего, говоритъ.

Это изумительное русское «ничего!» меня, наконецъ, обезоружило. Я покорился, сѣлъ опять въ сани, и тѣмъ же бѣшенымъ карьеромъ черезъ четверть часа мужикъ доставилъ меня куда надо. Я поблагодарилъ его, а желѣзный прутъ спряталъ на память и, по возвращеніи въ Петербургъ, заказалъ сдѣлать изъ него это кольцо съ надписью: «ничего!»

«Дипломатъ», слышавшій этотъ разсказъ лично отъ Бисмарка, добавляетъ съ его же словъ, будто русское «ничего» сдѣлалось девизомъ всей его политики.

Когда мнѣ приходилось бороться съ сомнѣніемъ, — разсказывалъ Бисмаркъ нашему „дипломату“, — когда мысль и воля готовы были отступить передъ рискомъ и опасностью, я говорилъ себѣ по-русски: „ничего!“ — и смѣло шелъ къ цѣли».

Меня, — добавилъ къ этому разсказу Бисмаркъ, — не одинъ разъ упрекали мои добрые нѣмцы, будто я бываю иногда слишкомъ уступчивъ передъ Россіею и въ своей русской политикѣ не обнаруживаю той самоувѣренной рѣшительности, какую привыкли видѣть во всѣхъ другихъ случаяхъ. Но на эти упреки я обыкновенно отвѣчаю: «Господа, примите во вниманіе, что въ Германіи только я одинъ имѣю привычку говорить въ трудныя минуты жизни: «ничего»! А въ Россіи живутъ сто милліоновъ людей, которые всѣ говорятъ: «ничего!»

»Русская Мысль", кн. X, 1885