Мы остановились по дороге. У придорожного магазинчика стояла старая худая собака. Морда седая, шерсть потускнела. И ребра торчат, — это не только от голода, это и от старости такая худоба бывает. Как у людей…

Я, конечно, купила ливерной колбасы два кренделя таких, увесистых. И собаке стала давать по куску. Она начала жадно, но аккуратно есть. И тут подошёл кот. Тоже старый и ободранный. Одноглазый. Он тоже хотел есть.

Я подумала, что собака сейчас прогонит кота. Тот совсем близко к кускам колбасы подошёл, тянет мордочку. Я хотела кинуть кусок подальше, может, старый кот схватит еду и где-нибудь спокойно съест. В безопасности.

Но пёс неожиданно немного посторонился. Слегка так, мрачно и без удовольствия; но посторонился. И пустил кота к колбасе. Это было так удивительно, когда старая голодная собака подвинулась слегка и позволила старому коту есть колбасу рядом.


Так они и ели рядом. Собака быстрее, кот помедленнее. Хорошо поели, плотно, потому что я ещё один ливерный крендель купила. Их же двое.

…А потом они вместе ушли. Собака пошла, а кот за ней. Оба старые, претерпевшие много лишений и бед, никому не нужные, — они пошли по тропинке в лучах жаркого закатного солнца. Вместе. Один за другим. Может, они знакомы.

Так и люди устроены. Одних лишения и горе озлобляют и заставляют яростно бросаться на других, таких же несчастных и слабых. А других невзгоды и тяготы делают добрее. И учат делиться тем немногим, что у них есть. Даже если это простая ливерная колбаса. Последнее, что есть. Все равно они немного подвинутся и позволят взять кусочек. Они понимают чужой голод и чужое горе.

Придёт день, когда мы пойдём по тропинке к закату. И лучше, когда ты не один ешь. И идёшь не один…