Статья была написана в 1940 году специально для студентов Третьего Рейха и издана в рамках программы по ознакомлению всех учащихся Германии с основными положениями военной политики Третьего Рейха

Ахтунг, многабукаф.

Нет сомнения, что наиболее грандиозным и важным событием в современной мировой политике является перспектива образования могущественного континентального блока, который объединил бы Европу с Севером и Востоком Азии.
Но проекты такого масштаба не рождаются лишь в голове у того или иного государственного деятеля, будь он столь же велик, как обладавшая способностью перевоплощаться знаменитая греческая богиня войны. Осведомленные люди знают, что такие планы готовятся в течение долгого времени. И именно в силу этого обстоятельства я охотно принимаю предложение нашей географической школы, избравшей именно меня из представителей старшего поколения в науке для того, чтобы привести свидетельства формирования континентальной евроазиатской политики — ведь уже много лет, начиная с первых рискованных попыток установления дружеских, а впоследствии и союзных отношений, я предпринимаю систематические исследования этого вопроса, позволявшие мне постоянно следить (подчас непосредственно присутствуя при образовании этих политических объединений) за кузницей судьбы, а иногда и вносить в нее свой скромный вклад.
Прежде всего необходимо усвоить один из принципов геополитики, который был впервые сформулирован еще в далекие времена зарождения римского государства и с тех пор не утративший своей актуальности: «Fas est аb hoste doceri» («Учиться у противника — священный долг»).
Вскоре после рождения важных политических образований у потенциального противника появляется инстинкт близкой угрозы, то самое симптоматическое чувство, которое замечательный японский социолог Г.Е. Вишара приписывает всему своему народу и которое позволяет японцам издалека видеть приближение какой-либо опасности. Такая национальная характеристика, вне сомнения, весьма драгоценна. Как бы то ни было. первыми едва появившуюся на горизонте возможность создания евроазиатского континентального блока, чреватого угрозой мировому англосаксонскому господству, увидели как раз английские и американские руководители, в то время, как мы во Втором Райхе не составили себе никакого представления о том, что можно извлечь из соединения Центральной Европы и могущественного потенциала Восточной Азии через необъятную Евразию. Лорд Пальмерстон, один из наиболее жестких и удачливых империалистических политиков, первым сказал премьер-министру, отстранившему его от должности во время правительственного кризиса: «Наши отношения с Францией теперь могут стать несколько натянутыми, но мы должны их сохранить любой ценой, ибо на заднем плане нам угрожает Россия, которая может соединить Европу и Восточную Азию, и одни мы не сможем этому противостоять». Эта фраза была произнесена в 1851 году — в эпоху, когда во всем своем блеске находилась победоносная Англия, когда пережившие ряд тяжелых внутренних кризисов Соединенные Штаты впервые применили жесткую формулу, которую нам следует навсегда начертать на наших скрижалях — формулу «политики анаконды». Гигантская змея, которая душит свою жертву, сжимая вокруг нее свои кольца до тех пор, пока не будут раздроблены все кости и не прекратится дыхание — образ не из приятных. Попытавшись представить себе эту угрозу, нависающую над политическими пространствами Старого Света, можно понять, какими бы стали величина и могущество этих пространств в случае неудачи «политики анаконды». Кроме того, еще в период процветания победоносной мировой империи раздалось предостережение и другого империалиста — Гомера Ли, написавшего знаменитую книгу о закате англосаксов. В этой книге, принадлежащей эпохе очевидного апогея мировой Британской империи, можно прочитать, что роковой день, закат богов может настать для мировой англоязычной империи в тот день, когда Германия, Россия и Япония станут союзниками друг друга.
Все время, пока процветает мировая британская империя, существует это мрачное опасение относительно единственного альянса, заставляющего предчувствовать, что рано или поздно силы окружения — этого столь блистательно и умело разработанного искусства, мастером применения которого в Средние века была Венеция — могут потерпеть крах. В наше время самые проницательные предостережения сделал сэр Х. Макиндер, написавший в 1904 году эссе о географической оси истории. Ось — это великая империя степей, центр Старого Света, кем бы она ни управлялась — персами, монголами, тюрками, белыми или красными царями. В 1919 году Макиндер делает новое предостережение и предлагает раз и навсегда разделить немцев и русских, переселив жителей Восточной Пруссии на левый берег Вислы. Далее, в последние дни перед началом блицкрига против Польши «Нью Стэйтсман» обвинил узкий круг геополитиков, в том числе и нас, в поиске наиболее эффективных способов борьбы с британской империей и британским империализмом их собственными средствами. Мы были бы счастливы, если бы смогли действительно использовать эти средства в целях нашей обороны, в особенности в те моменты, когда оказываемся лицом к лицу с агрессивными действиями. Наконец, можно вспомнить и мою беседу со старшим Чемберленом1, который предвидел опасность того, что Англия в конце концов может бросить в объятия друг друга Германию, Россию и Японию в их безнадежной борьбе за обеспечение необходимых жизненных условий: вот почему он предлагал сотрудничество между Англией, Германией и Японией. Страх перед германо-русским сотрудничеством даже в 1919 году, когда мы были разоружены и производили совершенно безобидное впечатление, был настолько силен, что родилось предложение ценой грандиозного переселения жителей Восточной Пруссии на Запад ограничить пределы Германии западным берегом Вислы, — в сущности, лишь для того, чтобы Германия и Россия больше не имели общих границ. Рапалльский договор явился грандиозным разочарованием для Макиндера и его школы. Таким образом, страх перед возможными потенциальными последствиями континентальной политики Старого Света для мировой Британской Империи проходит через всю ее историю. Ощутимый с самого начала, этот страх становился все более и более ясным впоследствии, по мере того, как правители британской империи утрачивали свою былую способность к видению ситуации в целом и некогда присущее им искусство смотреть фактам в лицо. А как известно, «страх и ненависть — плохие советчики».
Можно заметить подобное предчувствие и в Соединенных Штатах. Так, Брук Адамс, один из наиболее замечательных и прозорливых специалистов в области экономической политики, еще задолго до приобретения Киао-Чао указывал на то, до какой степени будет поставлена под угрозу возрастающая англицизация мира, если через проведение обширной железнодорожной трансконтинентальной линии с конечными пунктами в Порт-Артуре и Циндао будет достигнуто грандиозное германо-русско-восточно-азиатское объединение — единственное объединение, против которого окажутся бессильными какие бы то ни было попытки английской, американской или даже объединенной блокады. Итак, не кто иной. как наш противник придает нам уверенность в том, что прочный континентальный блок одержит верх над «политикой анаконды» в экономическом, военном, морском и стратегическом плане — ту уверенность, которую мы с радостью отметили при второй попытке удушения Старого Света.
Посмотрим на перспективу образования континентального блока глазами «победителей». которым уже при приобретении Киао-Чао приписывали столь обширные планы. К нашему стыду, следует признать, что уже на рубеже века в России и Японии было гораздо больше мыслящих голов, предвидевших и исследовавших возможность создания континентального блока, нежели в Центральной Европе. Так, можно вспомнить, что во время подготовки англо-японского союза 1902 года, из которого Англия извлекла гораздо большую выгоду, чем Япония, у дальневосточной островной империи было ощущение, что ее вовлекают в кабальный договор. Это соглашение беспокоило Японию, так как ей надо было бы обеспечить равное участие в соглашении Германии, которая явилась бы вторым противовесом могуществу британского флота. Переговоры тянулись два года, на протяжении которых предпринимались неоднократные попытки полноправного включения Германии в игру. Японцам казалось, что в одиночку Япония не сможет остаться на одном уровне с британским морским могуществом того времени, а подписанный договор окажется кабальным.
«Если бы германский и японский флоты сотрудничали с русской сухопутной армией, океанское соглашение перестало бы быть кабальной по отношению к Англии сделкой, превратившись в равный договор», — такой была позиция прозорливых японцев, с которыми я беседовал на эту тему, и на этой позиции они явно стояли и гораздо раньше. Грандиозный шанс для изучения дипломатической истории этого вопроса предоставили японский посол в Лондоне, Аяши, опубликовавший свои мемуары, и Джон Гамильтон, издавший свои воспоминания о русско-японской войне. И если первые тома еще были выпущены без вмешательства «организованного давления», то вторые тома обоих авторов не могли не подвергнуться цензуре, а оба дипломата — угрозе опалы. Можно сказать, что первые тома Аяши и Гамильтона предстали в глазах мирового общественного мнения ретивыми рысаками, в то время как второй том оказался похожим на послушного мерина. Во всяком случае, первые тома покончили со всеми тайнами политики, и поэтому осведомленный человек мог прочитать их между строк. Так, например, когда японский маркиз Ито, пытаясь поставить на ноги японо-русско-германский союз, отправился через Санкт-Петербург в Германию, с целью нейтрализации его континентальных планов была предпринята нечистоплотная акция по изменению шифра поступавших из Японии депеш. Японские визитеры собирались противопоставить ответные хитрости англо-японскому союзу во Фридрихсруэ, сельском поместье Бисмарка — государственного мужа, которому особенно поклонялся маркиз Ито. Уже в 1901-1902 годах у них было ясное представление о возможности создания континентального союза, и эта возможность углубленно изучалась в Японии. Довольно откровенно говорили о ней и в 1909 и 1910 годах. В то время мы располагали прекрасным посредником для установления контакта с самыми высокими японскими сферами — с маркизом Ито. с его самым умным последователем графом Гото, с Кацурой, который был тогда председателем совета министров, с наиболее влиятельными личностями в кругу пожилых государственных деятелей. Дело в том, что огромную роль здесь играл личный врач японской императорской семьи, блистательный знаток Дальнего Востока вюртембержец Эльвин фон Баэльц. Но когда этот человек, располагавший уникальным доверием самых высоких японских сфер, захотел сделать доклад о психических и физических характеристиках японцев на конгрессе германских медиков, председатель конгресса заявил ему, что такая тема не представляет интереса. Нет сомнения, что Англия вела бы себя совершенно иначе с этим человеком, принадлежавшим к интимному кругу советников микадо. Но для нас такие заявления всегда отчетливо показывали, что германский императорский дом, к несчастью, испытывает непреодолимое отвращение к сотрудничеству с Дальним Востоком. Лозунгом все еще была формула Вильгельма II: «Европейцы, ставьте свое благо превыше всего!». Но молодая раса угрожала свободе и равенству прав европейцев в гораздо меньшей степени, чем казавшиеся нам более близкими представители белой расы.
Важным звеном в этой грандиозной политике была Россия. Там основным защитником мысли о необходимости образования континентального блока был немец по происхождению Витте, создатель транссибирской железной магистрали и один из наиболее важных русских финансистов. Во время войны он разрабатывал заключение сепаратного мира с Германией и в 1915 году умер при странных обстоятельствах. В России всегда существовало течение, осознававшее выгоды и возможности, которые заключало в себе германо-русско-японское сотрудничество; и когда после войны один из наших наиболее выдающихся государственных деятелей — обладавший железным характером Брокдорф-Рантцау — захотел с моей помощью восстановить нить контактов, два русских государственных деятеля контролировали этот процесс и стремились благоприятствовать его ходу. По правде говоря, следовало соглашаться на асе, что угодно, для достижения цели объединить ради высшего политического интереса японцев и русских, чтобы они смогли обоснованно урегулировать границы, защитив тем самым свои тылы и получив возможность для развертывания политической активности в других направлениях. Каждый участник этой игры должен был выдерживать ночи напролет в прогулках, после которых газоны были полностью покрыты окурками и пролитым чаем, и в атмосфере предельно странных дискуссий, проводимых с древней утонченностью, придававшей пикантность каждой из этих бесед. Когда после двух или трех часов казалось, что вопрос в целом можно прояснить, диалектика заставляла вновь начинать с самого начала, и вновь три часа дискуссии и утомленные и раздраженные соперники.
У нас во Втором Райхе было слишком лояльное отношение к британской колониальной политике, чтобы воспользоваться жесткими и трезвыми геополитическими возможностями континентального союза, способного долго приносить хорошие плоды. Второй Райх отказался от этой перспективы, хотя использование этих возможностей предполагало вероятность двойного давления на противника. И именно в этом отказе таилась большая опасность.
Сегодня мы знаем: можно построить довольно дерзкие стальные конструкции, но лишь в том случае, если имеется твердый и прочный фундамент, если из по-настоящему крепкой и упругой стали сделаны основные несущие опоры, если структура сооружения настолько прочна, что намертво спаяны и камень и стальное сочленение. Но особую прочность и устойчивость к мировым бурям такая стальная конструкция получает тогда, когда в само ее основание введены, как в наших новых мостах, прочные каменные укрепления пространственного блока, простирающегося от Балтийского и Черного морей до Тихого Океана.
Подчеркнем, что на возможность участия Германии в такой континентальной политике мы смотрим совершенно хладнокровно. Эта возможность не была реализована князем Ито и Бисмарком. Аналогичные попытки предпринимал, обращаясь к Тирпицу, адмирал Като. начальник штаба флота в Цусиме, в том же самом направлении были направлены и мои скромные усилия. Для всех нас. работавших над этим великим соглашением ради спасения всего Старого Света, предварительным условием было германо-японское объединение.
Японский государственный деятель Гото говорил мне: «Вспомните русскую тройную упряжку — «тройку». Там применяется особый способ запрягать: в центре идет самая норовистая и самая сильная лошадь; а справа и слева, поддерживая среднюю, бегут две более покладистых. Обладая такой упряжкой, можно сильно выиграть в скорости и мощи». Взглянув на карту Старого Света, мы констатируем, что такой тройной упряжке подобны три пограничных моря: во-первых, ставшее в последнее время довольно политически близким нам Балтийское море с прибалтийским пространством: во-вторых, намного менее освоенное своими прибрежными жителями, чем Балтика — нами. Японское море: и в-третьих, находящаяся под итальянским господством и недавно замкнутая с юга Адриатика с примыкающим к ней Восточным Средиземноморьем2. Все эти пограничные моря расположены в районах наиболее важных выходов России к свободному океану, если не учитывать свободный Северный ледовитый океан, использование которого зависит от капризов его обогрева атлантическими водами Гольф-Стрима.
Японцы, подчиняясь своему прочному инстинкту и следуя тактике контроля моря, в основном замкнули зону, окружающую русский выход к свободному океану в районе Владивостока, поступив намного более логично, чем германцы поступили с колыбелью своей расы в балтийском пространстве.
Еще в 1935 году мы нанесли себе в Швеции бесконечный урон, убедив социал-демократическое правительство Стокгольма, а затем и Осло, отказаться от уверенности в защите со стороны Лиги Наций и предпринять самостоятельные меры по защите своего обширного пространства: мы заявили, что такие меры нашли бы у нас самое полное понимание. Но, как известно, обещанного три года ждут. Предложенные пакты о ненападении так и не были приняты, и пространство Балтийского моря стало, таким образом, выглядеть для нас гораздо менее отрадно, нежели пространство Японского моря — для японцев. В этом следует винить прежде всего отсутствие четкого инстинкта жестких геополитических реалий, характеризующее по преимуществу социал-демократическую идеологию северных правительств.
Правда, в Швеции только меньшинстве понимало те опасности и те возможности которые сулило будущее. Поняв, что в компетентных правительственных кругах Швеции Норвегии она не найдет необходимого пони мания, Германия решила однозначно следовать основным линиям континентальной поли тики, не учитывая интересы тех, чье дружелюбие выражалось лишь в громких фразах. Мы не могли из-за нескольких геополитических аутсайдеров ставить под удар ту тройку, которая только и могла вырвать Старый Свет из объятий анаконды.
Впрочем не новость и попытки русско-японского объединения, являющегося еще одним необходимым условием для проведения полноценной континентальной политики. Откровенно говоря, эти попытки начались уже в 1901-1902 годах. Затем они вновь предпринимались после русско-японской войны, в 1909 и 1910 году, когда я был в Японии — в то время глашатаем такой политики стал Ито. Тогда Соединенные Штаты сделали оригинальное предложение устранить основные трудности между Китаем, Японией и Россией, выкупив все железные дороги в Манчжурии и передав их в руки американских капиталистов; так они против своей воли заставили сблизиться русских и японцев.
Затем свои усилия к образованию континентального блока начала прилагать и Италия. Там этим занимался Рикарди, вдохновивший Муссолини на создание института Среднего и Дальнего Востока. Благодаря этому институту появилось желание осторожно впрячь в политико-культурную упряжь драгоценные культурные элементы японского и китайского происхождения. На это не жертвовались большие суммы, но зато были предоставлены помещения одного из величественных дворцов, наполненных блистательной культурой Ренессанса. Рим обладает яркой силой, которой можно было доверять. Институтом Среднего и Дальнего Востока управляют сенатор Джентиле, эрцгерцог Туччи, герцог Аварнский, сын бывшего посла при императорском дворе в Вене. Они прекрасно справились со своими обязанностями, так как, судя по всему, не оставались погруженными всецело в мир филологии, проводя с большой гибкостью и чуткостью (довольно отчетливо ощущая действие психологии народов) активную культурную политику, жизненно важную и близкую народу.
Что касается последних инициатив, то огромную роль в подготовке континентального союза следует отвести и хорошо известным графу Мушакои и барону Ошима. Как нам известно, что на протяжении всей войны в Китае Япония сражалась лишь левой рукой, поскольку правая рука с резервной военной силой была всегда наготове в Манчжурии. Там были сосредоточены такие силы, о которых мы даже не предполагали. Теперь вопрос о границе отчасти урегулирован, причем в крайне искусной форме. К примеру, был заключен договор в отношении Монголии, где в течение пяти месяцев русские и японцы вели серьезные бои, повлекшие за собой многочисленные смерти и ранения. Тогда одновременно от обеих враждующих сторон, из Москвы и из Токио, поступили предложения положить конец этой борьбе. Вскоре это и было сделано, причем заключению мира сопутствовала величественная картина проведения в чисто японской манере на бывшей спорной территории общей похоронной церемонии для душ погибших воинов. Несмотря на религиозный характер этой церемонии, а также на то, что само участие в ней было довольно непростым по идеологическим соображениям делом, на церемонии присутствовал генерал Потапов. Такие церемонии, как эта, имеют важное психологическое значение. Во главе марширующих с развернутыми знаменами войск старый генерал приближается к алтарю мертвых. Каждый японец твердо верит в то, что души воинов действительно находятся перед этим алтарем, чтобы получить послание императора. Само безукоризненное поведение советского генерала и его офицеров на этой довольно длительной церемонии делает честь их замечательной способности к культурной адаптации. Поскольку поворачиваться спиной к духам нельзя, все участники церемонии медленно издали подходят к алтарю и отходят назад. Повернуться спиной к духам предков, которые рассматриваются как живые, будет кощунством. Эта пронизанная абсолютной религиозностью церемония является весьма интересной и весьма убедительной с точки зрения этнопсихологии; она оказывала глубокое впечатление даже на умудренных полученным по всему миру опытом людей, которым позволялось на ней присутствовать. После церемонии они могли сказать себе: здесь весь народ твердо верит в переселение душ. Он верит, что во время краткого земного существования можно путем похвальных действий на благо Родины завоевать себе возвышенное место в потустороннем существовании, в противном случае же за гробом ждет бесчестье. Ощущение, что весь народ, за исключением нескольких скептиков-вольнодумцев, горячо воодушевлен этой идеей, придает этому народу силу, сплоченность и готовность к исключительной жертвенности.
Наконец-то геополитика благодаря тем необычайно выгодным, с политико-пространственной точки зрения, возможностям, которые удалось благодаря ей реализовать (и еще предстоит реализовать), преодолела идеологические препоны в деле континентального объединения для осуществления мировой политики — и большой вклад в это внесла сама двойная игра британской политики, подтолкнувшая этот процесс. Очевидно все бессилие лорда Галифакса, пытающегося проводить политику европейского сотрудничества; гораздо более сильное течение, руководимое противниками Чемберлена, готовилось к войне и колебалось лишь для видимости, пока не закончился процесс перевооружения3.
Возможность объективного и непредвзятого изучения геополитической силы евразийского пакта представилась 7 декабря, когда в Чите началась конференция по поводу заключения торгового договора между Японией и Россией. Итак, на востоке от нас простирается Союз Советских Социалистических Республик с политико-пространственной массой в 21 352 571 кв.км. (без учета последних аннексий), с 13 000 км. береговых линий и 182 миллионами жителей. Далее располагается Япония, площадь которой составляет около 2 миллионов кв. км. (без учета территорий, расположенных вне ее непосредственных границ, а также территорий ее мощных союзников) с весьма продолжительной береговой линией и со 140 млн. человек населения.
Разумеется, из этого числа лишь 73 млн. жителей империи являются в прямом смысле ее политической и военной опорой, но рабочая сила числом 140 млн. человек вполне доступна. Перед лицом такого положения дел на Востоке, мы хотя и трудимся, интенсифицируя наши культурные и экономические связи на западном фланге блока, но все-таки, с политико-пространственной точки зрения, не действуем в том объеме, как другие партнеры. В нашем распоряжении находится миллион кв. км. (а также право еще на три миллиона кв.км. в колониях) и от 87 до 100 млн. человек. Промежуточное положение в силу наличия как океанических, так и континентальных условий существования занимает Италия, обладающая 250 тыс. километрами побережий (что влечет за собой их уязвимость и необходимость прилагать основные усилия к развитию флота и авиации) и от 57 до 60 млн. человеческого резерва. Если мы сравним эти цифры с теми, на которых основывались центральные державы во время мировой войны, то, исходя из геополитических данных, увидим заметную разницу между положением дел тогда и теперь. И если нам удастся консолидироваться и поддерживать эту отважную и грандиозную евроазиатскую континентальную политику вплоть до достижения ее последних великих последствий, проявятся ее огромные возможности, при которых, к примеру, автономия и независимость Индии будут являться просто одним из сопутствующих такой политике феноменов. Дело в том, что иногда я встречал у молодых и не очень молодых людей мнение, что Индия старается добиться лишь статуса доминиона, оставшись под защитой британских войск. Все усилия тех политических деятелей и простых индийцев, с которыми я лично встречался, доказывают обратное: их окончательной и самой твердой целью является независимость. Они всегда сохраняли веру в то, что мы всерьез воспринимаем все возрастающую помощь, которую оказываем им в их борьбе за независимость.
С первых минут после обнародования советско-германского пакта о ненападении мы наблюдаем чрезвычайный переворот в индийском общественном мнении. До этого англоиндийские газеты были наполнены фразеологией на тему укрепления демократии во всем мире; и именно ради этого должна была существовать Индия. Но стоило только возникнуть грандиозному призраку европейской континентальной политики, как это мнение, подобно резкому изменению погоды, полностью переменилось. Теперь индийцы полагают, что Советский Союз, безусловно, мог бы причинить англичанам значительные неприятности в Индии — для этого ему будет достаточно вмешаться и переправить свои армии через перевалы.
Грандиозное и столь ослепительное во всей полноте эффектов зрелище евроазиатской континентальной политики подготавливалось по отдельности многими людьми. Оно было не случайным броском в неизвестность, но сознательным исполнением великой необходимости.
^ ^ ^
Фрагменты второй части той же статьи (в целом посвященной более узким практическим вопросам):
“Германию обвиняют в том, что мы проводим в жизнь план по натравливанию цветных народов но их «законных» господ в Индии и Индокитае, поощряя их стремление к самоопределению. Мы же но самом деле, основываясь на роботе англичанина Макиндера, пропагандируем во всем мире идею того, что только прочная связь государств по оси Германия-Россия-Япония позволит нам всем подняться и стать неуязвимыми перед методами анаконды англосаксонского мира. Когда через 4 месяца после начала войны знаменитый английский журналист выдвинул мне такую претензию, я ответил ему, что, если вас атакуют в согласии с тактикой анаконды, примененной в глобальном масштабе, причем атакуют державы, которые со времен американской войны за независимость постоянно твердят об этой практике анаконды, то вы имеете полное право всячески противиться этой политике противника, стремящегося отхватить все новые и новые куски влияния. Только идея Евразии, воплощаясь политически в пространстве, даст нам возможность для долговременного расширения нашего жизненного пространства.”
“Евразию невозможно задушить, пока два самых крупных ее народа — немцы и русские — всячески стремятся избежать междоусобного конфликта, подобного Крымской войне или 1914 году: это аксиома европейской политики.”
“Последний час англосаксонской политики пробьет тогда, когда немцы, русские и японцы соединятся. Так говорил Гомер Ли.”