24 сентября 1941. Немецкий фотограф запечатлел самый первый взрыв на углу Прорезной и Крещатика

Из романа-документа писателя Анатолия Кузнецова «Бабий Яр» (впервые опубликован в советском журнале «Юность» в 1966 году):

«Германские войска вошли на Крещатик девятнадцатого сентября сорок первого года… Одни колонны шли с Подола, это были те, которых встречали ещё на Куренёвке, бравые, весёлые, на автомобилях. Другие входили с противоположной стороны, через Бессарабку… Это походило на колоссальный и неорганизованный парад, полный задержек, путаницы и бестолковщины. Очевидно, по заранее намеченному плану войска стали занимать пустые здания Крещатика.

Дело в том, что там было больше учреждений и магазинов, чем квартир, да и из квартир большинство эвакуировалось. Крещатик был пуст. Комендатура облюбовала себе дом на углу Крещатика и Прорезной, где на первом этаже был известный магазин «Детский мир». Немецкий штаб занял огромную гостиницу «Континенталь»… Всё было продумано, чётко и организованно… Всё это происходило так весело, чуть ли не празднично, и солнышко светило, подогревая хорошее настроение».

24 сентября 1941 года, в середине дня, прогремел первый взрыв. На воздух взлетело здание «Детского мира».

А. Кузнецов: «Взрыв был такой силы, что вылетели стекла не только на Крещатике, но и на параллельных ему Пушкинской и Меринговской улицах. Эти стекла рухнули со всех этажей на головы немцев и прохожих, и многие сразу же были поранены. Над Прорезной поднялся столб огня и дыма. Толпы побежали — кто от взрыва, кто, наоборот, к месту взрыва, смотреть. В первый момент немцы растерялись, но потом стали строить цепь, окружили горящий дом и стали хватать всех, кто оказался на улице и во дворе. Волокли какого-то долговязого рыжего парня, страшно его били, и разнёсся слух, что это партизан, который принёс сдавать в «Детский мир» радиоприёмник, а в нём была адская машина.

Всех арестованных вталкивали в кинотеатр здесь же рядом, и скоро он оказался битком набит израненными, избитыми и окровавленными людьми. Затем одно за другим стали взрываться и другие здания...



Крещатик засыпало пылью и затянуло дымом. Третий взрыв поднял на воздух дом напротив — с кафе-кондитерской, забитой горами противогазов и с немецкими учреждениями. Немцы оставили кинотеатр и с криками: «Спасайтесь! Крещатик взрывается!» — бросились бежать кто куда, а за ними арестованные, в том числе и рыжий парень, Поднялась невероятная паника. Крещатик действительно взрывался. Взрывы раздавались через определённые промежутки в самых разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять. Взрывы продолжались всю ночь, распространяясь на прилегающие улицы. Взлетел на воздух цирк, и его искорёженный купол перекинуло волной через улицу. Рядом с цирком горела занятая немцами гостиница «Континенталь». Никто, никогда не узнает, сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев, их снаряжения, документов и т.п., так как никогда ничего на этот счёт не объявлялось.

Стояла сухая пора, и потому начался пожар, который можно было бы сравнить, пожалуй, лишь с пожаром Москвы в 1812 году. На верхних этажах и чердаках было заготовлено много ящиков бутылок с горючей смесью. Время от времени эти ящики ухали с тяжёлым характерным звуком, обливая здания потоками огня. Это и доконало Крещатик».

Националистическая газета «Українське слово» 21 октября сокрушалась: «Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр КОВО, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц («Континенталь», «Савой», «Гранд-готель» и другие), Центральная городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и учёных, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов. Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления советов!»

Опять слово А. Кузнецову: «Немцы, которые так торжественно сюда вошли, так удобно расположились, теперь метались по Крещатику, как в мышеловке. Они ничего не понимали, не знали, куда кидаться. Жители — кто успел схватить узел, а кто в чём стоял — бежали в парки над Днепром, на Владимирскую горку, на Бульвар Шевченко. Было много обгоревших. Немцы оцепили весь центр города. Пожар расширялся: горели уже и Пушкинская, и Меринговская, поперечные улицы Прорезная, Институтская, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Пассаж. Было такое впечатление, что взрывается весь город… Над чудовищным костром, каким стал центр Киева, образовались сильные воздушные потоки, в которых, как в трубе, неслись горящие щепки, бумаги, головни, посыпая то Бессарабку, то Печерск.

Поэтому на все крыши повылезали немцы, полицейские, дворники, засыпали головни песком, затаптывали угли. Погорельцы ночевали в противовоздушных щелях, на стадионе. Немцы не могли даже достать трупы своих погибших, они сгорали дотла. Горело всё, что немцы награбили за эти дни. После нескольких дней борьбы с пожаром немцы прекратили сопротивление, вышли из этого пекла и только наблюдали пожар издали. Крещатик продолжал гореть в полном безлюдье, только время от времени в каком-нибудь доме с грохотом рушились перекрытия или падала стена, и тогда в небо взлетало особенно много углей и факелов.

Город насквозь пропитался гарью; по ночам он был залит красным светом, и это зарево, как потом говорили, было видно за сотни километров. Взрывы затихли только двадцать восьмого сентября. Главный пожар продолжался две недели, и две недели стояло оцепление из автоматчиков. А когда оно было снято и немцы туда пошли, то улиц, собственно, не было: падавшие с двух сторон здания образовали завалы. Месяц шли работы по расчистке проездов. Раскалённые развалины дымились ещё долго; даже в декабре кой-где выбивались из-под кирпича струйки дыма — я это видел сам».

Выводы, которые делал Кузнецов: «Взрыв и пожар Крещатика должны, по-моему, войти в историю войны как одна из трагических и героических страниц. Нужно понимать, что значил Крещатик для Киева. При соответствующем масштабе это всё равно, как если бы взорвался и сгорел центр Москвы на Садовом кольце, Невский проспект в Ленинграде со всем, что его окружает, или, скажем, сердце Парижа в пределах Больших бульваров. Это была первая в истории строго подготовленная акция такого порядка.

Именно после Крещатика возникло у немцев это правило: обследовать каждый занятый дом и писать: «Мин нет». Ни одна столица Европы не встретила гитлеровские войска так, как Киев. Киев не мог больше обороняться, он был оставлен и, казалось, распластался под врагом. Но он сжёг себя сам у врагов на глазах и унёс многих из них в могилу. Они вошли, как привыкли входить в западноевропейские столицы, готовясь пировать, но вместо этого так получили по морде, что сама земля загорелась у них под ногами».


Крещатик после взрывов и пожаров