и если на территорию России нападет какойто агресор (неважно кем они будут поклониками Гитлера или рептилойдов) я буду защичать свою родину.

вот эту позицию можно услышать довольно часто. На первый взгляд вполне себе патриотично и по-мужски. Но можно посмотреть и с другой стороны.

Прежде всего защита Родины тут ставится в зависимость от неких условий. Это уже настораживает. Ведь авторов таких заявлений никто не просит объявлять каких-то условий. Но они обязательно условия упоминают. То есть, это для них важно, имеет ключевое значение.

В общем случае желание обставить свое участие в исполнении обязанностей… или, скажем менее пафосно, в общем деле вызывается преувеличенным мнением о собственной значимости. Как в отношении других людей, так и в отношении общественных институтов и идеологий. Попросту это звучит так: «Мне западло с этим быдлом», «Я в этой сраной армии сортиры чистить не собираюсь», «Эти идиотские -измы вызывают только смех».

Эти виды презрения и самовозвышения относительно бывают выражены в разной степени и комбинируются какими-то способами. Поэтому представления таких людей об условиях и о форме их собственном участии различаются.

Общее одно — это такой просчитанный фатализм. То есть, какими бы им условия не представлялись, они их задают крайне маловероятными. Хитрая штука. «Если уж мне суждено погибнуть в когтях дикого зверя, что ж, я стоически готов принять такую судьбу. Поэтому я готов отважно выйти с копьем против трехголового дракона, как только он появится на соседней улице.» Человек ведь не отказывается от битвы. И уже сейчас являет свое мужество.

И вот часто мы видим условием внешнюю агрессию против России, вторжение на территорию войска захватчиков в обязательном порядке. И вот тогда-то… Но в мире есть только одна страна, теоретически способная на вторжение в Россию. А с этой страной мы при такой угрозе разбираться будем ядерным оружием. Такой сферический трехголовый дракон в вакууме.

В самом этом фатализме, взятом уже без в чистом виде, без оксюморонной просчитанности, есть один нехороший момент. Дело в ответственности за свою судьбу. Казалось бы, человек, ставящий свое участие в деле в зависимость от определенных лично им (не кем-то другим) условий, определяет свою судьбу самостоятельно. А противопоставляемый ему, который готов без условий, свою судьбу отдает в чужие руки. Но с другой стороны наступление условий никак зависит от фаталиста, тут он наоборот полностью несамостоятелен, плывет по течению. А его визави не только готов последовать призыву, но и сам решает, необходимо ли его участие в деле, если призыва к нему еще не было. Так кто из них держит свою судьбу в своих руках?

Этот кажущийся парадокс имеет разрешение. Нужно перейти на более высокий уровень приоритетов. От личных интересов к высшим. Наш фаталист существует в сфере собственных индивидуальных интересов. В их рамках можно считать, что он управляет своей судьбой лучше. А второй человек управляет судьбами страны за счет отказа от контроля за собственной.

Стремление к непременному управлению собственной судьбой приводит иногда к странным вывихам. Иные просто не задумываются о том, что с ними станет после часа Ч, надо полагать, что по причине маловероятности события. Зато есть такие, чья яркая индивидуальность не может позволить им представить себя малозначительным винтиком бездушного армейского механизма. У таких возникают очень яркие и подробные фантазии о том, как они командуют боевым соединением, состоящим из одного человека — сильного, смелого и опасного, из самого мечтателя.

Это про выживальщиков, вскормленных и осмеянных затем Беркемом. Люди годами обсуждали ножики и охотничьи ружья, с которыми собирались вести успешную партизанскую войну с дивизиями оккупантов. Это стало мне еще смешнее после Луганска. Я вот себя с одним автоматом и с парой сотен патронов ощущал практически безоружным. И это на войне, которая ведется по обычаям прошлого века.

К чему такая жизненная способна приводить, можно посмотреть на примере Украины. Там ведь тоже было полно таких, готовых встать на защиту при случае вторжения супостата. А еще были такие, которые обещали партизанить. Ух, как мы будем партизанить! Люто будем партизанить, свирепо!

Случилось. Но что случилось-то? С одной стороны никакого вторжения не произошло. С другой им телевизор рассказал, что произошло. С третьей стороны действительно можно считать, что вторжение в Крым случилось, однако, по этому поводу никто ничего так и не предпринял.

И что должен был подумать и сделать тот просчитанный украинский фаталист? Он ведь хотел управлять собственой судьбой. Но его Условие произошло только в телевизоре. Получается, что судьбой все же управляет не он сам, а его телевизор? Тогда для исключения этого непредусмотренного влияния на безупречный план, следует наступление Условия рассматривать субъективно. То есть, защищать Родину следует идти при вторжении неприятельской армии, но для начала надо решить для себя, можно ли признавать вторжением вторжением, достаточно ли оно вторглось, была ли армия, насколько она неприятельская.

Таким образом, избавленная от недостатков версия готовности выглядит так: я готов защищать Родину, если на нее нападет внешний враг и если я посчитаю нужным. Но вторая часть условия делает избыточной первую. Окончательный вариант тогда таков: защищу Родину, если захочу. Прекрасно, на мой взгляд :)

На практике мы примерно такое и наблюдаем. Часть этих фаталистов мобилизовалась, добром или силой, часть косит, партизанов почему-то не наблюдается… А тем, кто искренне считает, что воюет за Родину против вторгшихся супостатов, всегда можно предъявить сложный для их понимания вопрос: «Господа, вторжение-то действительно произошло, но враг вторгся в Киеве и захватил его и вас в том числе. Как случилось, что вы собирались защищать Родину от врагов, но теперь воюете на их стороне?»

Вот к чему могут привести условия, которые заменяют убеждения, идеологические принципы и желание думать шире, чем только о себе. Подумай над этим.