На уроках литературы от тебя скрывали страшную правду! Мы не можем молчать и расскажем, кто таится под маской стрекозы.

Детство — счастливое время, которое одной рукой выдает тебе деньги на мороженое, а другой — безусловное принятие мира, всех фактов, явлений и слов в этом мире. Поэтому, допустим, читаешь ты на уроке литературы басню дедушки Иван-Андреича Крылова «Стрекоза и Муравей» и, будучи обычным ребенком, не настораживаешься и не задаешь вопросов. Просто послушно твердишь за учительницей что-то там про трудягу-муравья и неизбежную расплату для стрекозы за легкомыслие, а сам думаешь, сколько до конца урока осталось.

А насторожиться стоило! Освежи в памяти бессмертные строки. Как там — «Попрыгунья Стрекоза лето красное пропела», и еще «Под каждым ей листом был готов и стол, и дом». И особенно «В мягких муравах у нас песни, резвость всякий час» и «Лето целое все пела».

Ну как, и сейчас никаких сомнений? Тебя по-прежнему не смущает, что стрекоза, существо по природе молчаливое и звуков не издающее (шелест крыльев и шорох потирающих мордочку лапок не считается), у Крылова певунья под стать Пугачевой? Да еще и попрыгунья, резвунья «в мягких муравах», то есть в траве! Хотя в реальности — да, сесть на травинку она еще может, но на этом стоп! Здоровая и трезвая стрекоза может очутиться в траве только при крайне неприятных и даже трагических обстоятельствах — например, в случае болезни или смерти. И тут уж, сам понимаешь, резвость проявлять затруднительно.

Надеемся, нам удалось вогнать тебя в состояние подозрений и подтолкнуть к вопросу «Ну и к чему вы ведете?». А вот к чему! Стрекоза из басни Крылова — вовсе не стрекоза!

Какие наши доказательства? Устраивайся поудобней! По пунктам.

В 1808 году Крылов переводит басню французского поэта Жана Лафонтена «La Cigale et la Fourmi» — «Цикада и муравей». Который, в свою очередь, взял за основу басню древнегреческого коллеги Эзопа, до нас дошли две его басни со схожим сюжетом — «Муравей и цикада» и «Муравей и жук». У Лафонтена главные персонажи — дамы: цикада (la Cigale) и муравей, точнее, муравьиха (fourmi — женского рода, на что указывает соответствующий артикль «la». Во французской басне происходит беседа двух кумушек: трудяга-муравьиха порицает легкомысленную цикаду.

Как Крылову перенести на русскую почву «la Fourmi» — «муравьиха», «муравьица»? Нет таких слов! Так что у него — крепкий хозяйственник муравей. Но это еще не главное…

В разговорной речи XVIII — начала XIX века (напомним, Крылов написал басню в 1808-м) слово «цикада» еще не было распространено (оно появилось в XIX веке), а словом «стрекоза» называли и кузнечика, и стрекозу. Про кузнечика говорили, что он «стрекает», то бишь прыгает, и «стрекочет» — скрипит, потирая о крылышки зазубренными лапками.

Крылов, великий кудесник слова, автор понятных всем и каждому в народе басен, не мог поселить в отечественной словесности никому не понятную иностранку «цикаду». Вышел такой гибрид: называется он привычной русскому уху стрекозой (насекомое — «женщина», как у Лафонтена), а по повадкам чистый кузнечик (персонаж, близкий лафонтеновской цикаде) — поет, в траве резвится.

Примечательно, что в старинных иллюстрациях к басне художники изображали именно кузнечика, а не стрекозу.

Ну, и на закуску. В середине XIX века «стрекоза» перестала быть «общим» названием: стрекоза стала однозначно стрекозой, а кузнечик — кузнечиком. И остаются ими до сих пор. Ура!

источник