Как-то на полковых учениях поставили перед нами задачу изобразить ядерный взрыв. Небольшой. Эдакого тактического боеприпаса.

Итак, решение было найдено, и мы с энтузиазмом принялись за его реализацию. Вот чего у мужиков никогда не иссякнет, так это пошуметь, подраться и напугать ближнего.


Я метнулся за заправщиком, второй лейтенант за пустой бочкой, ротный за имитацией разрыва гаубичного снаряда и пусковой машинкой. Когда я подъехал, на нужном месте уже стояла двухсотлитровая бочка без верха, лежали «ИМы», провода были раскатаны на полусотню метров и подключены к машинке.

Азарт! Какой азарт мы чувствовали! Махом налили полную бочку солярки, плюхнули туда ещё полтора ведра бензина и завершили сие действо плавным опусканием двух почти гаубичных снарядов в эту конструкцию…

Отошли к машинке, развернули рацию и стали ждать наступления супостатов, за которых играл наш же полк. Должен сказать, что задачу мы получили от посредника (полковника, проверяющего из дивизии), и более о ней никто не знал.

Я, сидя на солнышке, с предвкушением ожидая подрыва, разглядывал изделие рук наших и прикидывал расстояния… 50 метров… м-дя… В голове зашевелился нехороший вопрос, и я глянул на ротного. Тот сидел с весьма озабоченным видом и тоже глядел на провода, чем ещё более укрепил мои сомнения.

Вдруг рация ожила, выдала наши позывные и голосом посредника сообщила: «Подрыв через 4 минуты»

— Всё. Поздно, — сказал ротный. — Будем исходить из того, что есть.
Четыре минуты текли одна за одной, приближая сильно непонятный конец. И чем меньше времени оставалось до подрыва, тем беспокойнее мы себя ощущали. Последние секунды прошли вообще в тоске. Но время есть время, приказ есть приказ. Получи фашист гранату!
Ахнуло, аж уши припухли! Огромный гриб взметнулся в небо, земля под нами вздрогнула, сбросив пыль. И эта пыль по всем законам вакуумного взрыва ринулась из-под нас в эпицентр!
Мы с криками: «А-а!» и «Мама!» рухнули на землю. Рация сказала: «Ух! Ё-ё!....» и отключилась.
Спустя полчаса мы заканчивали тушение стометрового круга, образовавшегося от взрыва, а в нашу сторону пылила БМП с флажками посредника.

— Инициатива в армии, — сказал ротный, — наказуема исполнением. Щас он нам мозг съест за пожар…

Машина подлетела к нам, тормознула, махнув кормой. Нас обдала волна пыли, добавив к нашей чумазости ещё более жалкого вида. С башни скатился полковник, на рысях сократил оставшиеся до нас метры и остановился, пытаясь понять сквозь негритянские лица, кто есть кто.

Мы встали по стойке «Смирно», ротный браво доложил, что задача выполнена, и замолк. Полковник неверящим взглядом обвёл пожарище, развороченную бочку по центру, нас, перемазанных с головы до ног в саже, и произнёс: «Ребята. Я видел ядерный взрыв». Вы знаете, я малёк в штаны не наделал, когда гриб поднялся над опушкой! Вы не просто молодцы! Вы таланты! Я не знаю, как вас благодарить за этот миг удовольствия из всех учений. Я… Позвольте мне просто пожать вам руки. От души. Уважили на старости".

И он стал смаргивать. Мы расплылись в улыбках, совершенно довольные, что живы, что нас даже и не накажут, что, кроме всего, тоже получили удовольствие от задуманного… Делились рецептом с посредником, последний потирал руки.

Вернувшись в расположение, мы получили массу эмоций:

— Что, рады?! — к нам стягивались офицеры,

— Ну вы гады, — почти радостно сообщали они. — Мы же защитные комплекты прямо в башнях напяливали!

— Зачем? — не поняли мы. — Это же не война — манёвры! Да и в машинах — коллективный противогаз…

— Так ведь страшно! — и довольные зрелищем ребята бурлили, обсуждая и приукрашивая, кто и как себя вёл. Оказывается, бойцы, после воплей экипажей, противогазы и защитные комплекты, не покидая машин и не дожидаясь приказов, за считанные секунды натянули.
Польза имитации, как говорится, налицо. В общем, мы ходили героями — это раз, пошумели вдоволь, испугались не меньше — это два, да и ближних ублажили тем же — это три.
Результат удался. Вот она — нехитрая мужская радость.

© Никитин