Есть мнение, что эпоха правления Брежнева была самой лучшей эпохой в жизни русского народа. Мнение это весьма спорное, если говорить обо всём периоде существования нашего государства.

Да, при Брежневе ушли в прошлое сталинские чистки и расстрелы, страну перестало трясти от кукурузного волюнтаризма. Теорию марксизма-ленинизма Брежнев знал не так чтобы очень хорошо и, судя по всему, не был уверен, что всё в ней так уж верно. Парадоксальная картина в общем-то получается — будущий лидер партии и государства идеологическую работу не жаловал, тянулся к промышленности, был реально крепким хозяйственником.

Сам будучи человеком неверующим, Брежнев тем не менее довольно терпимо относился с религиозным чувства других людей.
Именно при Брежневе начались т.н. косыгинские реформы. И, без всякого сомнения, Брежнев искренне хотел мира для страны.

Так почему же к концу жизни Брежнев превратился в героя анекдотов?

Историк Сергей Семанов писал, что Брежнев якобы был очень близок к народу, т.е. его пристрастия, его «хорошо» и «плохо», его «нравится» и «не нравится» в принципе ничем не отличались от пристрастий любого рабочего или крестьянина.

Может, это и так. Но скорее пристрастия Брежнева напоминали пристрастия какого-нибудь феодала раннего средневековья, когда вкусы феодалов не очень сильно отличались от вкусов крестьян – ну разве тем, что феодал жил в охраняемом замке с кучей слуг, а крестьяне – в своих хижинах.

Ещё большее сходство с феодалом Брежневу придавала страсть к охоте. Очень любил Леонид Ильич поохотиться на кабанов, куда приглашал самых близких соратников. После охоты за водочкой порой решались дела мировой важности. Наиболее близким Брежнев дарил кабанью ногу – между своими это называлось «Орден Кабана». Те, кто входил в этот «орден» (то есть, кто удостоились кабаньей ноги из рук Леонида Ильича), считались наиболее близкими и преданными Брежневу людьми.

Ну и уж для завершения полного сходства с феодалом следует отметить, что дочь Брежнева – Галина, как и полагается феодальской дочке, испытывала жгучую страсть к брильянтам и вообще к драгоценностям.

Первый секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев сказал во всеуслышание: «Леня, конечно, хороший человек, но для лидера великой державы он слабоват».

Он пришел к власти путем интриги, фактически государственного переворота. Однако, свергнутого правителя не уничтожил, а отправил на дачу. Врагам не мстил, а отдалял их. Любил женщин и автомобили, хоккей и застолье.

Армия его империи держала в страхе весь мир, но сам он искренне хотел мира.

В годы его правления страна была на вершине военного и политического могущества. Народ жил спокойно и размеренно. Все были уверенны в завтрашнем дне и не хотели перемен.

Но когда он умер, над ним смеялись, а его правление называли эпохой застоя. Как же так?

Слабость Брежнева как лидера великой державы выражалась отнюдь не в нехватке образования – он был инженером и организатором производства – и не в нехватке ума – где хотел, там он соображал. У него не было сверхчеловеческой воли и трудоспособности, как у Сталина. Не было и неуемного желания победить Америку, как у Хрущева.

Брежнев хотел от жизни маленьких удовольствий – хороших автомобилей, вкусной еды, красивых женщин, хоккейных побед. Такого человека хорошо иметь соседом или товарищем по работе. А еще лучше – родственником. Но главой сверхдержавы — увы, но нет.

Это и было, пожалуй, самым значительным проявлением начинавшегося застоя, когда номенклатура утратила способность к эффективному управлению огромной державой. Каждый год, каждый день и каждый час, проведенный Леонидом Брежневым во главе великой державы, доказывал и доказывает – мало быть хорошим человеком, чтобы успешно управлять огромной страной. А если уж так произошло, нужны хотя бы умные советники. Если же их нет, то страна в беде.

Такую беду можно лишь отсрочить, но не отвратить.

Есть такое выражение: «Для тех, кто в танке». Вот вельможи брежневской поры и представляются такими «танкистами», которые совершенно не понимали, что происходит в их державе. «Лучшее в мире образование», «сильнейшая наука», «мощный ВПК» – все это было прогажено ради тотального неприятия перемен, которые уже произошли и/или намечались.

Хозяином дискурса является тот, кто в любой конкретный момент может сказать, что политически правильно здесь и сейчас, а что нет. В отличии от Сталина, Леонид Ильич не был «хозяином дискурса». Он не рефлексировал на тему о том, как должен быть устроен мир. Ему хватало догматов предшественников, в которые он особо и не вдумывался.

В отличии от Карла Маркса, Владимира Ленина и/или Иосифа Сталина он не являлся и журналистом (здесь ставим смайлик),
то есть даже отвлеченно порассуждать на эти темы ему не хотелось, он предпочитал быструю езду на красивых автомобилях.

Его предшественники, обладавшие авторитетом, корректировали дискурс своей страны, приспосабливали установки классиков к меняющимся условиям, публиковали статьи, тезисы из коих воспринимались социумом как новые догмы. Например, ленинский разворот в сторону НЭПа или сталинский откат от идеи мировой революции.

А Леонид Ильич даже не смог объяснить населению преимуществ:

• бесплатного жилья перед наличием туалетной бумаги,
• бесплатного здравоохранения перед жвачкой,
• бесплатного образования перед джинсами с рок-н-роллом.

Из-за этого в обществе зрело недоверие к власти, которая «и так всего недодала», да еще не позволяет получать удовольствия от жизни.

Брежнев не имел авторитета. Не имела его и правящая верхушка в целом. Генсек не способен был публично артикулировать, как должно жить в условиях мирного сосуществования двух систем, как быть с тем, что «у них там в Америке» «всё есть».

Провал советской лунной программы, давший американцам возможность возглавить космическую гонку и победить в ней, лишил Советский Союз даже намеков на цивилизационное лидерство и положил начало духовной деградации управленческой и технократической элиты. Никто в СССР не смог и не захотел усмирить вражду генеральных конструкторов космической техники, которая и стала главной причиной последующих неудач.

Советское руководство во главе с Брежневым очень спокойно отнеслось к провалу пилотируемой лунной программы. Им всем в принципе и так очень неплохо жилось. Нефтяные месторождения Самотлора позволили игнорировать нарастающие внутренние проблемы. А от внешних врагов надежным щитом была могучая Советская армия.

Ввод советских войск в Чехословакию в 68-м году не имел таких внешнеполитических последствий, как вторжение в Афганистан в 80-м. Операция по практически мгновенному захвату крупной европейской страны была проведена Советской армией безукоризненно — и Запад даже не вздрогнул. Для НАТО это были разборки внутри Советского блока.

Но это был проигрыш на уровне большой цивилизационной стратегии, который доказал, что советское руководство не может предложить ничего привлекательного даже своим союзникам.

Добавлю, что при Брежневе общество не только стало оглядываться на очевидные сравнительные успехи стран Европы за пределами ареала Варшавского договора, но и утратило перспективы развития, перестало мечтать о работе, квартире, образовании, медицине и безопасности. Все эти дорогостоящие блага стали в позднем СССР сами собой разумеющимися, что стремительно их обесценило.

А пёстрый мир ширпотреба, и таинственный мир порока не утратили своей притягательности.

В результате у большинства граждан случился в головах перекос, в котором пара джинс стала цениться выше годовой аренды квартиры. Общество утратило мечту, перестало крутить педали, закономерно зашаталось, и сошло с исторической дистанции.

Брежнев и в страшном сне не мог представить себе, что всего через девять лет после его смерти исчезнет его партия и рухнет его страна.

Не имеет смысла идеализировать время правления Брежнева. Но, как ни крути, у людей тогда была та самая пресловутая «уверенность в завтрашнем дне», от которой сегодня не осталось камня на камне.

PS. С другой стороны, надо трезво понимать, что «уверенность в завтрашнем дне» в СССР означала, что человек на работе мог откровенно бить баклуши, читать книжки, травить анекдоты в курилке и играть в пинг-понг, завалить всю работу — а его не то что уволить не могли, его даже оштрафовать не могли. Максимум, что ему грозило — остаться без копеечной премии и «13-й зарплаты» (премии по концу года) — которые и так были под большим вопросом. Но поскольку в СССР всё решало не наличие денег, а наличие связей, «блата» (денег у населения было куда больше, чем в магазинах приличного товара) — огромное количество людей в СССР совершенно перестали напрягаться на работе. НИИ превратились в сонное царство, заводы — в распивочные. Производительность труда рухнула ниже плинтуса. Зачем напрягаться, если работа гарантирована, зарплаты везде плюс-минус одинаковые, а на премию ничего толкового всё равно не купишь?

Возник даже такой феномен, как «поколение дворников и сторожей». Молодые здоровые ребята шли на такие вот относительно низкооплачиваемые работы — потому что там можно было появляться редко, посвящая основное своё время какой-то внесистемной суете, халтуркам и хобби.

В конечном счете от этого исчезновения мотивации к труду всё и рухнуло. Но мало кто до сих пор понял, что к этому привела как раз та самая «уверенность в завтрашнем дне», по которой они сейчас ностальгируют.

Благими намерениями вымощена дорога в ад, запомните это. Коммунистическая идея разбилась о человеческую природу. И разворот СССР от НЭПа к ГУЛАГу не был случайностью и прихотью — товарищи коммунисты ясно увидели, что освобожденные от пут капитализма пролетарии не хотят работать, зато громко требуют, чтобы им всё дали готовенькое. Надежда на «сознательность пролетариата» не сыграла — пришлось обратиться к принуждению.

А когда товарищ Брежнев ослабил принуждение (дал пролетариям ту самую «уверенность в завтрашнем дне») — все начали забивать на работу. «Они делают вид, что нам платят — а мы делаем вид, что работаем» — это поговорка из тех самых времён.