— Я вам лучше историю расскажу.

Лучше, в значении «интереснее». Такая манера речи моего собеседника, бородатого чувака в камуфляже, которому я сообщил, что собираюсь купить серебряный портсигар времён царя–батюшки. Но цена мне показалась высокая и мы всё ходим вокруг да около.

– Завёлся здесь, на Уделке один монстр. Скупал исключительно серебряные кольца СС с «мёртвой головой» которые. В те годы их ещё можно было тыщь за пять–десять найти. Ну скупает и скупает. Стали ему фуфло подсовывать, не берет сука, грамотный, как чуял, не знаю. А потом пропал. Мне знакомые бандюки рассказали. Хрен этот начитался Толкиена и «открылось» ему, что на самом деле в рейхе создавали мистические кольца. Типа, «Властелин колец» — это не просто метафора второй мировой войны, а прямое целеуказание, что искать. Типа серебряные наградные кольца Гиммлера были все связаны с тем самым главным кольцом всевластья, выкованном в рейхе и погребённом под развалинами какого–то там Цурюкванштайна в конце войны. Но нашему герою сон был или что–то такое, что кольца некоторых обер–офицеров СС тоже были заряжены на скилы – ну там воля к победе +5, здоровья ведро и денег мешок. Но как отличить заряженные кольца от простых? Да так же как во «Властелине колец» – надо их нагреть. Если поплавятся, то обычные, если нет – волшебные.

Тут мой собеседник захохотал.

– У него в особняке потом нашли ведёрко с оплавленными кольцами СС и специальный тигль… Ну такая охота за кольцами резко подняла их в цене, а его разорила. Он влез в долги, потом обанкротился и то ли грохнули его, то ли в психушку положили.

– А что за мораль у этой чудесной истории?

Я продолжаю крутить в руках серебряный портсигар, на лицевой части которого выгравирован стебель с цветком в стиле «ар–деко». Осенние солнце в зените, мы стоим на Уделке, внутри одного из тех контейнеров, в котором торгуют антиквариатом. Я только что рассказал хозяину точки, как лет пять назад мне пытались впарить колечко «фюрера» за пять тысяч.

– Да какая мораль, брать надо пока дёшево. Вот случится какой маньяк–коллекционер и начнёт скупать все дореволюционные портсигары, чтобы отлить из них памятник Николаю II, опять всё вырастет, а антиквариат назад очень неохотно падает.

– А если моя история понравится, скинешь пятеру?

Хозяин смотрит сквозь толпу, которая роется в развалах мельхиора и советских часов. Ему скучно. Он пожимает плечами.

– Моя прабабка выменяла у какой–то беженки или ссыльной на буханку хлеба крест офицерского ордена Георгия Победоносца. Золотой, кстати, с эмалью, правда и золота там как в двух червонцах, но всё же. Только вот проку от такого украшения в 30–е было мало, могли ещё и посадить. Её сын, брат моего деда выклянчил его у прабабки, отнёс к ювелиру и сделал себе печатку на мизинец. Ну такую, пустотелую, конечно и без всяких знаков различия. Он туда перед дракой воск заливал, чтобы не сломать палец. Да вот, характер у него испортился изрядно. Лез на рожон постоянно. Закончилось как полагается – сроком за убийство. Вот только к тому времени печатка, которую дед перестал снимать, так вросла в мизинец, что он прямо с ней в тюрьму пошёл. Из тюрьмы вышел не скоро и уже авторитетом. Так до самой смерти с перстеньком не расставался. Хотя нет, однажды дал мне его померить. Дело в том, что исхудал он под конец, тюремная диета довела до рака. Стал перстенёк сам с пальца спадать.

Это было что–то с чем–то. Вот честно, ты мухомор пробовал? Ага. Ну так вот тот же эффект всесильности, словно ты – великан и идёшь вровень с небесами. И ничего не боишься. Вот такая эйфория, мать её. При этом ты так ускоряешься, что обычные люди тебе кажутся сонными мухами. Ты быстрее двигаешься, быстро думаешь и резко реагирушь на опасность. Для бокса очень полезный навык…

А потом он расплавил печатку. Сначала молотком всмятку, а потом сдал ювелиру на серьги для моей мамы — своих детей у него не было… Мама их носила на работу — она была медиком. Когда они были при ней, говорит она, ей удавалось быстро ставить диагноз… Сейчас мама надевает их, когда ходит по инстанциям, чтобы скандалить. Ещё ни разу осечки не дали.

Я достаю пачку «Морли», вытаскиваю сигарету и «примеряю» её к портсигару. Подходит. Из неплотно набитой сигареты во внутренность серебряной коробочки высыпается несколько крошек табака…

– А что дед?

– Так помер он. Сразу после этого сильно сдал и помер. Это же не кольцо всевластья, бессмертия не даёт. Но суть не в этом, оказалось, что суперсила, как теперь говорят, этого куска металла не только никуда не делась, но и усилилась. Как я это узнал?

Тут я оговорюсь, что с детства был поклонником тяжёлого металла, играл немного, поэтому обладал всеми сопутствующими атрибутами – футболками с названиями групп, длинными волосами и серьгой в ухе. Поэтому вопрос был риторическим и продавцу хватило взгляда мельком, чтобы понять это.

— Когда я вдел, дурачась, серёжку мамы в ухо, я снова почувствовал эту эйфорию от осознания собственной силы. Других же людей я воспринимал как досадные помехи в достижении этой силы. Более того, я их насквозь видел – все их слабости и даже болячки…

Продавец напрягся. Он поменял позу, выпрямился и выставил левую ногу немного вперёд.

— Но иногда, очень редко встречались люди, которые не имели ни слабостей не болячек и даже того, что называют аурой у них не было. Помню, двоюродный прадед мне говорил, что таких нужно избегать, потому что они только притворяются людьми. Я тогда не понимал этого… Хотя среди них есть и вполне безобидные. Вот, к примеру, случилось мне встретить одного такого здесь, на Уделке.

Ходит колоритный такой дедок, в твидовом костюме, только с шёлковым жилетом с турецкими огурцами цвета «вырви глаз». Такие в моде были при Второй республике во Франции. В кругах конструкторов, как я узнал, его называли «Месье». С большой буквы, как титул брата Людовика XIV. Уж не знаю, почему к нему приклеилась эта кличка, может быть потому что люди сомневались в его ориентации и назвали так в противовес «Сиру», известному бабнику–расчленителю.

Кстати, «Месье», в отличие от «Сира» как раз специализировался на эпохе «рококо», причём, узко, на Семилетней войне. На тех редких сборищах, где воспроизводились сражении той эпохи он неизменно присутствовал в мундире офицера «чёрных мушкетёров» короля Людовика XV. Но во Францию ездить избегал. Я не то чтобы следил за ним, просто часто сталкивался здесь и в других антикварных лавках. Может, на ловца и зверь бежит, решил я. Оказалось, что «Месье» был специалистом по табакеркам. Он живо интересовался всем, что предлагалось на этом рынке, но покупал редко, в основном, недорогие, которые потом всё равно выставлял на продажу.

«Месье» быстро обнаружил мой интерес к своеё персоне и, если бы не мамина серёжка, которую я в ту пору носил почти не снимая, пользуясь тем, что она была классическим кольцом и не выглядела женской, я бы с вами сейчас не говорил. Он ждал меня за углом моего дома, когда я его окликнул со спины и сказал, что у него в правом кармане отвёртка, которая меня совсем не пугает, даже с учётом фехтовального мастерства оппонента. Мы с минуту смотрели друг на друга, он произнёс что–то сложносочинённое со словом «мерде» и спросил, чем обязан.

«Месье» оказался чёртиком из табакерки. В прямом смысле слова. Бывший алхимик, чья молодость прошла при дворе Людовика XV, долгое время экспериментировал с переносом сознания в вечность, по–простому, с поиском бессмертия. Он был уже совсем рядом с целью, но вспыхнула революция и в его имение двинулись санкюлоты. Пришлось «уходить» второпях. Черни достался бездыханный труп, а часть «я» была перемещена в простенькую табакерку–игрушку с выскакивающим чёртиком, на которую не позарились даже мародёры из деревни.

Спустя примерно полторы сотни лет ему удалось выбраться. Какой–то алхимик расшифровал его записи и вызволил «Месье» из табакерки. Только случилось это в Петрограде, на спиритическом сеансе и плотью, принявшей старого духа послужил немолодой камергер. Потом весь это кружок большевики расстреляли, а дедушку не тронули, думали сам загнётся. А чего ему загибаться, если он ни ест, ни пьёт, а праной питается. Это я условно эту материю «праной» называю. На самом деле сейчас её лучше называть «тёмной энергией», но я в этот вопрос не вдавался. Портативным устройством по сбору праны и была сама табакерка, точнее тот механизм, который все принимали за сломанный музыкальный барабан и пружину «чёртика».

А теперь о важном. Тогда, в Петрограде он повторил свой трюк с одной молодой княжной, над которой уже сгущались тучи в виде похотливых чекистов. Правда, уконтропупил он её в серебряную табакерку от Фаберже и потому новые хозяева жизни изъяли её при обыске у несчастных родителей. Так с тех пор он её и ищет, табакерочку эту с затворницей. Точнее искал до недавнего времени. Табакерку он увидел на этом развале, но уже без начинки, которую торговец антиквариатом выкинул за ненадобностью, оставив один корпус. «Месье» очень расстроился. Так расстроился, что предложил мне по случаю денег, чтобы помочь наказать того торговца.

— И кто же этот счастливчик?

— Сильно пьющий пожилой мужчина. У него панкреатит, импотенция и ишемическая болезнь сердца. А ещё глисты, но он пока этого не знает… И ждёт его пожизненное заключение в портсигаре… А у вас тут крошки табака.

Последние слова я произношу, когда торговец уже делает шаг ко мне. Он одновременно вытаскивает травматический пистолет, который при его роде занятий всегда при нём, но двигается он нестерпимо медленно. Я бы мог обежать за это время контейнер. Я сдуваю предварительно насыпанные мной крошки табака из портсигара ему в лицо, он начинает громко чихать, забыв об оружии. Проходящие мимо покупатели шарахаются. Я натягиваю медицинскую маску, до этого спущенную к подбородку.

— Этот чих уже не остановить, — тихо говорю я, почти по–дружески.

Входит «Месье», который последние двадцать минут стоял у соседнего прилавка, разглядывая советские наручные часы. У него в руках старый кожаный портфель. Что в нём ещё, кроме денег, которые мне причитаются, я не хочу знать, поэтому, получив конверт, раскланиваюсь, оставив хищника и жертву наедине.