О том, что пережил, видел и чувствовал – он рассказал в интервью корреспонденту «КиК»

Вечером 23 февраля Алексей как обычно пожелал своей супруге Татьяне спокойной ночи. Смска улетела в Москву из Мозырского аэродрома (Белоруссия). Со своими сослуживцами-десантниками Алексей был здесь уже почти две недели, и планировал на днях вернуться домой – жена вот-вот должна была родить. Но вышло иначе. Первую весточку от мужа Татьяна получила только 29 марта. «Доброе утро, любимая» — светилось на экране телефона. Дороже этих слов для нее тогда ничего на свете не было.

29 марта, спустя месяц ожесточенных боев, российские войска были выведены из аэродрома Антонов в Гостомеле (Украина).

Штурм

Под аэродромом Мозырь была сосредоточена часть сил российской армии, участвующих в специальной военной операции на Киевском направлении.

— Нам говорили – будут учения. Четыре-пять дней, и обратно. Учения так учения, не первый раз с белорусами работаем. Мы готовились. Получали вооружение, боеприпасы. Тренировались. Мылись в полевой бане. Ничего особенного не происходило, — рассказывает Алексей.

Ранним утром 24 февраля Владимир Путин объявил о начале специальной военной операции по защите Донбасса. Его обращение к нации Алексей со своей десантной группой смотрел с телефона в армейской палатке. И уже через несколько часов после этого выступления российский десант высадился на военном аэродроме «Антонов» в 25 километрах от Киева, полностью установив контроль над стратегическим объектом.

— Штурмовая группа улетела с рассветом. Мы попрощались с ребятами… Ну как попрощались? Пожелали друг другу скорой встречи. И сели по КамАЗам. Ребята полетели на вертолетах (в операции было задействовано более 200 российских вертолетов, прим.) на захват аэродрома. Мы выдвинулись к ним на подкрепление, — говорит Алексей.

Группа усиления должна была прибыть к аэродрому вечером 24-го. Но пошло не по плану. Дорога к аэродрому была одна. Двухполоска. А на ней скопилось огромное количество военной техники: КамАЗы, БТРы, бронеавтомобили «Тигры»… где-то уже стояли подбитые украинские танки.

— Из-за постоянных обстрелов со стороны украинской армии и пробок мы добирались до наших четыре дня. Ребята нас ждали. Они улетели туда с маленькими рюкзачками – с сухпайком на сутки, да Б/К (боекомплект) по 600 патронов на каждого. Гранатометы, гранаты, да бутылка воды. Они передавали, что постоянно под обстрелами. Что пошло наступление. Они удерживали аэродром. Хотя силы были неравны – противник в несколько раз превосходил по численности. С семи утра до двенадцати ночи на аэродром со стороны противника летело всё – работали Грады, САУшки, минометы. Наши ребята были уже уставшие, но заряженные. Им нужна была наша поддержка, а мы никак не могли им помочь. И от этого было тяжело, — рассказывает Алексей.

Когда группа усиления прибыла в Гостомель, картина открылась мрачная. Было много уничтоженной украинской техники. Она стояла обугленная и покореженная. С личным составом внутри…

— Украинцы не забирали своих погибших. Они лежали там четыре дня. Потом наши ребята вышли, выкопали яму – братскую могилу, и убрали тела.

— У них была возможность забрать своих убитых и раненых?

— Конечно. Если бы они вышли на связь с нами, им бы дали такую возможность. Это устав войны.

Под обстрелом

— Мы прибыли на аэродром. Ушли на позиции. Я отправился за вещами для группы — гранатометами, батарейками к радиостанциям, чем-то еще. Идти метров 150 от одного здания к другому. Там асфальтированная дорожка из авиационных плит, а по обочинам — мелколесье. Я был уже на половине пути. Расслабленный. И вдруг слышу… свистящий звук летящих мин! Начался обстрел. Он там в шесть вечера всегда как по расписанию. Но я этого еще не знал. Снаряд взорвался рядом. Я — к дереву. Обнял его, как родимое. Поворачиваю голову, а в метрах пятнадцати от меня еще разрыв. Меня осыпало землей. Благо, был в бронежилете, в каске – не пострадал. Но тогда я в первый раз осознал, что возле этого дерева могу и остаться. О детях тогда думал, которых не успел увидеть, — продолжает Алексей.

Обстрел продолжался минут пять, может, десять, но они казались вечностью. Когда все прекратилось, Алексей быстрыми перебежками рванул обратно. Прибежал: в ушах звон, а глазах – пустота. Парни стали успокаивать, дали покурить. Говорит, тогда и закурил впервые, а до этого – ни разу.

По аэродрому стреляли минометами, артиллерией, Градами. И фосфором тоже стреляли. Белый фосфор – очень опасная штука. Его почти невозможно потушить. Горящий белый порошок буквально выжигает воздух, делая его токсичным.

Алексей говорит, что со временем начинаешь определять по звуку выстрела – Град это или миномет, и в зависимости от этого уже считаешь, через сколько секунд прилетит.

— Самое страшное – это Грады. А вообще это всё страшно. Но когда изо дня в день на протяжении месяца бомбят, привыкаешь. Главное, не высовываться и быстро перебегать.

Обстреливали постоянно, как по часам. Но мы обстреливали больше. А наша авиация – это просто боги. Когда они прилетали, можно было спокойно выйти покурить. Минуты расслабона, — улыбается.

— Удавалось нормально поспать? И как боролись с усталостью?

— Спали хорошо. Когда знаешь, что у тебя братишка на «фишке» (на посту) сидит, почему нет? Бывало, в броне и каске спали. По-другому никак. Шальной осколок может прилететь, да и здание – кирпич в два слоя и бетонная плита над головой… А с усталостью  коллектив помогал бороться. Товарищ похлопает, обнимет, скажет, что все будет нормально – и уже спокойнее, и силы прибавились.

За своих

— Находясь там, мы, действительно, защищали страну от этого нацистского ужаса. Как-то ездили «на задачу». Идем по лесу. На нас выходит взвод артиллеристов, человек шестнадцать. Они оказали сопротивление. Но после наших первых точных выстрелов побросали оружие и подняли руки. Из этих шестнадцати человек десять – обычные молодые парни, срочники, им по 18-19 лет. А те, кто постарше — все истыканы нацистскими татуировками, налысо выбритые, в глазах — ненависть. У них и на бронежилетах свастика, и на крупнокалиберном оружии тоже. Отношение свинское даже к своим. Настоящие неонацисты. Мы их доставили в нашу группировку. С молодыми ребятами поговорили, осмотрели, и отпустили домой. Дали им гражданскую одежду и сказали: «Идите отсюда и не приходите больше». А этих отправили в Россию.

— Как они себя вели?

— У них был страх, что русские «оккупанты» будут их резать и убивать, как это делают они. Но мы люди военные. И отношение к военному противнику по уставу – не калечить, не избивать, только допрос.

— Любые военные действия – это боль и горе. За что вам больно?

— За погибших товарищей. У меня шестерых не стало. Часто снятся мне. Иногда, разговариваем с ними во сне, разные моменты вспоминаем. С одним вот всю зиму спортом занимались вместе, с другим в 2018 году всю командировку в Сирии бок о бок провели. Заряженный был парнишка. Не хватает их очень.

— Что вам дает опору в жизни?

— Семья и настоящая, крепкая дружба. Это главная опора в жизни.

Эти принципы он и хочет заложить в своих детях. У него их трое: старший Иван и двойняшки Арсений и Матвей. «Все в меня», — смеется глава семейства.

P. S. Российские войска благодарят жителей всех регионов страны за оказанную гуманитарную помощь и поддержку.

Фото из архива Алексея

Газета Курган и Курганцы Новости Кургана