Врача зовут Ирина. Говорят, хороший врач. Нам повезло. Я ни разу не видела ее лица. Она всегда маске и в очках. Она — инфекционист. Хороший инфекционист и плохой психолог.

— Вы — кузнец?
Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.
— А стучаться не пробовали? — грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.
— Стучаться? Хм… Не пробовала, — ответил голос.

Судьба.

Автобус из Парижа вернулся в Мюнхен с большим опозданием, и домой я попал уже глубокой ночью. Бросив барахло, я провалился в сон, из которого меня вытащил Дима, старинный приятель отца, он сходу привел меня в чувство одной лишь фразой:
— Звонили из Москвы. С отцом беда. У него обширный инфаркт сердца. Он сейчас в Боткинской клинике в реанимации. Билеты я уже забронировал… вылет через 3 часа.



В тот год, в стране встала вся авиация из-за забастовки диспетчеров и пилотов. Мало кто отдавал отчет, что это конец не только Авиации, но и самой стране в целом. Все азартно играли в новую игру- забастовка.
Отец был назначен председателем ревизионной комиссии от ФАС ( Федеральная Авиационная Служба) и направлен урегулировать конфликт с бастующими.
Когда коллективный договор, наконец-то с профсоюзами подписали, он и получил обширный инфаркт сердца.
Очень серьезный.
…
Когда я приехал в Боткинскую клинику, ко мне из реанимации вышел врач еврей.
И сказал.
-« Не надейся! Такие не выживают!»
...
Все время пока он был в реанимации, я в каком-то оцепенении находился. Меня отпустило, только когда его перевели в общую палату.