Каждый год людей становится всё больше, но человечности в них всё меньше.

Я сижу в душном помещении учебного класса. Влажность — 61% Хорошо бы открыть окно, но у Марины Величко аллергия на пыльцу какого-то из растений. Мне кажется не рациональным, когда 25 человек страдает из-за одного. Тем более, нельзя назвать полноценной жизнь с такими функциональными повреждениями. Виолетта Семёновна в платье, отражающем свет частотой около 450ТГц. Люди назвали бы его красным. Тембр её голоса постоянно изменяется, а зрачки незначительно расширяются, когда она смотрит на проекцию всемирно известных картин.

— А это пейзаж русского художника Алексея Саврасова...

И дальше множество эпитетов. Сколько я ни старался, но так и не смог понять, что обозначают слова «прекрасно», «необыкновенное мастерство», «зимнее великолепие», «беззащитные в своей обнажённости ветви», «свежесть» Конечно, я уже запомнил, в какой ситуации нужно раскрывать рот и показывать зубы (они называют это улыбкой), а когда опускать глаза в пол (стыд), но я до конца не понимаю, зачем им это нужно.

Сигнал с частотой порядка 1000Гц, а это обозначает, что можно вставать со своего места и идти на следующий урок. Математику я люблю больше, чем культурологию. Математика полезна, а какой толк в рассматривании картин, нарисованных сотню лет назад? В картине не будешь жить, картина тебя не накормит. И информации на носителе занимает очень много, не то, что цифры.

Вика Аксёнова и Юра Степунов держатся за руки и смотря друг другу в глаза, и так на каждой перемене. Не понимаю я их логики: неужели хочется прикасаться к кому-то при температуре в помещении почти 27 градусов?

— Эй, пустотник! Чего уставился-то? — Юра свёл брови и уставился на меня. — У тебя какие-то проблемы? Если не уберёшься отсюда, то найдёшь их.

— Юр, пускай идёт своей дорогой, куда шёл. Не нужно трогать его! — шепчет Вика.

— Ненавижу пустотников. Моральные уроды. Им не место в нашей стране. И с планеты пусть валят. Есть же государственная программа по освоению космоса. Пусть летит на Марс. Или на Юпитер. Главное, дальше от нашей школы.

Юра думает, что меня должны его слова вывести из себя. А, может, это люди из зависти? Мы лучше их по многим параметрам. Мы лучше чувствуем температуру и влажность, с большой точностью можем называть частоту световой и звуковой волн. А ещё у нас нет чувств. Хотя, иногда я… наверно, люди именно это называют завистью. Люди чаще всего ходят по парам, или находят себе друзей, собираются огромными компаниями. А пустотники всегда одиноки. Мы общаемся с кем-то, когда собеседник полезен нам. Моя мать была человеком, а отец-пустотник общался с ней, чтобы не платить налог за бездетность. Ему выгоднее было с нами, чем самому.

Да, я иногда завидую людям. Но мы — совершенная раса, и за нами будущее. Люди амбициями довели планету до грани апокалипсиса. Если бы не появились мы, как новая цель для преследования, то они так бы и продолжили уничтожать себе подобных, которые просто живут за заборами границ, которые сами же люди и придумали, на утеху власть имущих.

Творец дал людям частичку себя, которая стала их душой. Когда человек умирал, эта частичка переходила новому владельцу. Но убийцы, наркоманы и другие преступники после смерти оставляли прогнившую субстанцию, которая рассыпалась в прах после их смерти. Однажды людей стало так много, что был достигнут лимит душ. Так появился первый пустотник. Сначала люди пытались вымолить своему чаду душу, чтобы он стал «таким же, как все». Иронично, но пустотники, люди без души, стали лучшим доказательством существования этой самой души! Вскоре появился чёрный рынок душ. Родители готовы отдать любые богатства, чтобы сделать ребёнка человечным, а другие готовы даже душу продать, чтобы прокормить чадо. К слову, тотальный голод и нищета — не такие уж и редкие явления в нашем перенаселённом мире.

Вика схватила меня за руку, выхватив из плена мыслей.

— Не обращай на него внимания.

— Что? — спросил я.

— Ну, я про Юру. И его выходку.

— А, ты про это. Ничего страшного. Я не обижаюсь. Я привык.

— А я вот никогда не привыкну. Но у него есть причина. Его семья пострадала от пус… прости, имею ввиду, от таких, как ты. Я пытаюсь перевоспитать его, но безрезультатно.

— Та говорю же, ничего страшного...

Она всё это время смотрела в мои глаза. И я что-то почувствовал… Показалось. Пустотники лишены чувств.

— Такие холодные, — сказала Вика.

— Что?

— Глаза у тебя. Совсем без эмоций. Знаешь, иногда мне кажется, что ты бы мне понравился. Если бы глаза были добрее.

— А как же Юра? Ты же, как бы, с ним?

Вика опустила глаза и залилась румянцем.

— Ты прав. Я лучше пойду. Ещё раз извини за его поведение.

После уроков я решил пройтись домой пешком. Трёхмерный поток гравикаров распространял шум в огромном диапазоне частот. Так просто не перечислишь все химические соединения, которые они выделяют. Мы эволюционируем, и, возможно, уже мои дети смогут проводить химический анализ органами чувств. Небо покрыто пеленой смога, серое, а за ним алое солнце.

Люминесцентная вывеска «Души на прокат» Вполне легальная контора, таких открылось множество после эпохи зарождения пустотников. Когда люди осознали, что свободных душ на всех не хватит, и большинству не купить для своего ребёнка даже на чёрном рынке, он пришёл к людям с предложением, «от которого невозможно отказаться» Обычно дьявол скупал души за деньги, карьеру и другие контракты, подписанные кровью. Но в эпоху дефицита у него появились конкуренты среди людей, которые готовы были заплатить за чью-то душу в несколько раз дороже. Когда один бизнес развалился, он нашёл новый способ заработка. Множество демонов готовы отдать всё, чтобы покинуть преисподнюю. Но для этого нужно тело, да такое, чтобы не нужно было его делить ещё с кем-то. Коммунальная квартира — это слишком даже для беса. Так появилась ещё одна раса — демов. Их почти не отличить от людей. Но вместо души в них заселялось существо из иного мира: демон, бес, чёрт.

Скажите, кто добровольно лишится функциональных преимуществ пустотника, чтобы стать рабом демона? Но тут я вспомнил слова Вики: «Ты бы мне понравился. Если бы глаза были добрее» Я обычный пустотник. Но у меня есть что-то от матери: иногда мне кажется, что я умею чувствовать. Это случается со мной, когда я смотрю в сторону Вики, а особенно — когда я вижу её глаза.

Я глядел на вывеску десять минут, и решил всё же войти.

Внутри освещено лампами накаливания. Как неэкономно! Хотя, что с них возьмёшь — люди… Человек на вид лет двадцати пяти. Татуировки с ног до головы: череп, надписи на латыни, непонятные абстракции. Желая выделиться, люди иногда делают с телом нелицеприятные вещи.

— Хотите взять душу на прокат? — спросил меня мужчина, даже не поприветствовав.

— Да. Рискну.

— Знаете условия? В течение десяти лет Вы не сможете отказаться от живущего внутри демона. А дальше — по обоюдному согласию, можете обновлять контракт каждые десять лет. Хотя, никто ещё не отказывался от почти человеческой жизни.

— Валяйте. Делайте, что там нужно.

Он усадил меня в кресло и начал работать иглой. Когда дело было окончено, на левом плече у меня зубоскалил череп. Я повёл рукой по шершавой коже. Плечо всё ещё болело от иглы. В комнате резко пахло… сразу и не узнаешь, чем именно — мой нюх притупился, я совсем не мог различить химический состав воздуха. Если операция завершилась удачно, то должно пахнуть оксидом серы. Видимо, он и есть. Посмотрел на тату-мастера. Как же я сразу не заметил черноты в его глазах и звериного оскала. А его татуировки, как и моя, постоянно двигались, казалось, стремясь зацепиться за меня костлявыми лапами. Демов не так просто отличить от людей, если внутри тебя не сидит один из их соплеменников.

Ночью мне впервые за жизнь приснился сон. Вика явилась мне обнажённой, и ласкала, касаясь меня мягкими грудями. Я уснул, думая о ней, а проснулся, понимая, что не могу без неё. Если бы Юра встретился бы в этот момент, то разорвал бы. Посадят — но не плевать ли? Как он смеет держать её за руку?

Я потерял чувство времени. Иногда проходит вечность, а глянешь на часы — прошла минута. Виолетта Семёновна снова щебетала о красоте картин. Да ничего она не понимает, карга старая! Тициан не хотел показывать «глубину переживаний», он просто хотел нарисовать сиськи! Тоже видать, ночами сны снились разные, а потом зарисовывал свои видения. Как хочется заткнуть эту старую жабу с её " богатством колорита". Видимо, уже менопауза наступила, и никто не смотрит на её «размах мазков» Чего это я? Злой стал, даже контролировать себя не могу? Стоило зазвенеть звонку, как подорвался и побежал в коридор.

Этот придурок держит мою Вику за руку. Раньше я бы не подошёл к нему на расстояние трёх шагов: было логично, что он сильнее меня, на бокс ходит. Но как можно рассуждать логично, когда какой-то дегенерат держит за руку твою любимую?

— Слышь ты! Отойди от неё. Она со мной будет!

— Пустотник? — зрачки Юры округлились от удивления. Почему я раньше не замечал оскала его татуировки? Неужели, он тоже дем? Интересно, давно ли? Хотя, Вика мне рассказывала что-то о нём. Отец подсел на героин, пока однажды за дозу не пришлось заплатить собственной душой и чуть не продал душу сына. Теперь я догадался: продал-таки! А сынуля стал демом, и подстроил передозировку чудо-папаше. В каждой семье свои секреты.

— Хотя, погляжу на тебя, ты теперь один из нас! Уважаю твой выбор.

— А я тебя ненавижу. А Вику люблю, и она со мной будет!

— Правильно говорить не «люблю», а «хочу». Демы не умеют любить, ты ещё не понял этого?

Ярость лишила меня разума. Я набросился на Юру, сомкнул на шее руки. Если бы он не был сильнее меня, тем более демом, то задушил бы! Но он вырубил меня.

Я совсем разучился воспринимать время: в аду его просто не было, поэтому мой новый сожитель просто не умел различать секунды от месяцев и тысячелетий. Полчаса назад мы дрались с Юркой, через мгновение — разговор в кабинете директора, наставления родителей, снова уроки, драки, картины Рубенса, а теперь я смотрю, как Юра запихивает Вику в машину. Раньше я не замечал за ним такой ярости. Когда — раньше? Год назад? Полчаса?

— Я всё решила! Придурок! Я не буду с тобой. Ты всегда был таким жестоким. Ты...

— Кто тебя будет спрашивать! Если не со мной, то ты не будешь ни с кем! Шлюха! Как ты могла променять меня, КМС по боксу на этого дрыща и очкарика. Посмотри на него.

— Но я люблю его. Понимаешь? Слышишь меня?

Мы долго общались с моим отцом-пустотником. Он всегда так логичен, как и я когда-то.

«Да, папа, она любит другого, поэтому я не должен вмешиваться. Да, папа, можно найти мирный способ решения. Да, папа, кулаками я ничего не исправлю, только сделаю хуже. Да, папа, мне нужно закончить школу и тратить время на поступление»

Я кивал головой, опустив глаза в пол, хотя внутри всё кипело. Но нет, папа, она не любит другого. Всё это время она меня любила. А если я не поработаю кулаками, то мы никогда не будем вместе.

Мы дрались несколько секунд-часов или минут? На это время я даже забыл о Вике. Оставался только мой соперник. А ведь он и правда, хорош в драке. Почему, интересно, Вика выбрала меня — а не его? Он же сильнее меня. Когда оба обессиленные мы присели на асфальт, весь в каплях крови, Вика положила мне на плечо руку. Юра посмотрел в нашу сторону. А потом молча пожал мне руку и пошёл прочь, забыв даже о своей машине.

И всё-таки я любил Вику. Нет, она мне была нужна не только для продолжения рода, как когда я был пустотником. Мне было нужно не только её тело, как когда я был демом. Посмотрел на правое плечо: на нём не было характерной татуировки. Я был человеком.

На следующий день я с жаждой рассматривал картины, которые показывала Виолетта Семёновна. Я едва сдерживал нахлынувшие вдруг чувства: как же этот гений-художник мазком кисти мог излить душу, которая оставалась бессмертной в течение четырёхсот лет? Почему я раньше не замечал этого? Семнадцать лет жизни — впустую. Но остаток жизни, которую я начал ценить только сейчас, я не потрачу на мелочи.

 Ташкинов Юрий Андреевич

источник