Который обыгрывал Сабониса и пил водку из ведра



Владимир Ткаченко – в анекдотах и не только.

Мало о ком в советском баскетболе существует столько историй, сколько о Владимире Ткаченко, легендарном центровом «Строителя», ЦСКА и сборной СССР. Один из самых физически одаренных игроков 80-х стал вместе с другом Арвидасом Сабонисом символом главного противостояния эпохи, был одним из самых заметных участников победных чемпионатов мира и Европы и проигранных Олимпиад, оказался увековечен в десятках забавных случаев, запомнившихся его одноклубникам и друзьям.

Обо всем этом ниже.

Герой анекдотов

«Сидит Ткаченко дома в туалете, – рассказывал «СЭ» Иван Едешко. – Звонок в дверь. Не открывает. Внезапно в замке поворачивается ключ. Залетает мужичок, начинает шуровать в шкафах, складывает в мешок пластинки. У Ткаченко была шикарная коллекция, любимая группа – Smokie. Володя по-тихому заканчивает свои дела, выходит. Прислонившись к косяку, молча наблюдает за воришкой. Тот оборачивается, бросает мешок и кричит: «Только не убивай!» А Володя пальцем манит: «Иди к дяде…».



В России Владимир Ткаченко – герой анекдотов. Возможно, не уровня Штирлица и Василь Иваныча, но на отдельную статью в «Энциклопедии хулиганствующего ортодокса» вполне бы набралось.

Феномен складывался из двух понятных составляющих: пугающей внешности и застенчивого характера. С самого момента появления в сборной над колоритным центровым подшучивали дерзкие партнеры, быстро разгадавшие его удивительную натуру: «Ткаченко – удивительно добрый человек, удивительно несовременный даже для той эпохи, исключительно порядочный» (говорит Владимир Гомельский).

На площадке это могло быть проблемой.

«Несмотря на устрашающий вид (у него всегда была специфическая прическа с длинными волосами), добрейший души человек, которого мы всегда просили разозлиться, – подтверждает в разговоре со Sports.ru (здесь и далее, если не указан другой источник) Сергей Тараканов. – Главная проблема для нас состояла в том, что он всегда боялся кого-то обидеть или зацепить. Всегда вспоминаю игру с «Ховентудом» на Кубок чемпионов. Обычно его били по рукам, под ребра, нещадно, а судьи очень часто не реагировали, и Тканя был всегда такой не то что бессловесный, но не злобный. А тут ему куда-то не туда попали, и мы одержали одну из самых легких побед. Вообще на выезде мы не так часто побеждали, а здесь получилось все просто – к нему просто боялись подойти, и он доминировал под кольцом».

Но за пределами корта оборачивалось бесконечными розыгрышами, грандиозными похождениями, незабываемыми случаями.

«У центровых всегда были особенные отношения: всегда они друг друга холили, – говорит Сергей Тараканов. – Особенно тесные отношения были у Белостенного и Ткаченко, у Ткаченко и Сабониса – всегда кучковались, всегда уважительно относились друг к другу, всегда были вместе. Вместе – это зрелище феноменальное. Когда они где-то загуляли и, сцепив руки, как в «Кавказской пленнице», где «Трус» болтался, на Арбате ловили такси. Вот так же стояли Ткаченко, 220 см, Белостенный, 214 см, а посредине Коля Дерюгин, 207 см. Обалдевший таксист все же остановился, но мгновенно уехал. Как поместишь в одну машину 220, 214 и 207?!»

«Помню, как уже в конце 70-х Владимир Ткаченко, бывший страстным меломаном, проходил таможню с грузом грампластинок с записями западных групп (вполне допускаю, что приобретенных им не на продажу, а для себя), – писал в «Движении вверх» Сергей Белов. – Утомившись претензиями сотрудницы таможенной службы по поводу очередного диска и протестуя против перспективы его изъятия, Тканя, нависая своими 220 см над бедной женщиной, прогудел, как из бочки: «Дура, это ж «Смоуки»!»

«Однажды Петрович смотрел по телевизору любимый футбол, – рассказывает Василий Абраменко. – Волк (Александр Волков) и Мигель (Игорь Миглиниекс) вошли к нему в номер с припрятанным под одеждой пультом дистанционного управления. Для ребят тогда стало открытием, что каждый пульт подходил к любому телевизору в отеле. Заходят они: «Петрович, как дела?» «Нормально, смотрите, какая игра классная!» И в этот момент вместо футбола на экране появляется трансляция какой-то оперы. Ткаченко, чертыхаясь, кликает пультом и возвращает предыдущий канал, но спустя какое-то время ситуация повторяется. А потом еще и еще! Апофеоз наступил, когда в футбольном матче назначили пенальти, реализацию которого Петрович из-за Волчка (именно он втихаря нажимал кнопки на своем пульте) так и не увидел… Ох, и досталось тогда от Ткаченко бедному прибору. Не спрятанному, а тому, что лежал с ним рядом. Петрович так и не понял, что его разыграли, и вдребезги расколотил несчастный пульт о стену».

«В сборной Ткаченко доставалось от ребят помоложе — Тихоненко, Миглиниекса, меня, – добавлял в «СЭ» Александр Волков. – Старались его ущипнуть, подколоть. По-доброму, смеха ради. Это напоминало атаки шакалов на медведя. Ткаченко — мужик тихий, беззлобный. Но если поймает, мало не покажется. Как-то он Миглиниекса за шею поднял. Все — хи-хи, ха-ха, Игорь тоже улыбается. А через пару секунд вижу: ему дышать нечем, теряет сознание. Не рассчитал Ткаченко силу».

«Как-то Ткаченко разыграли, – вспоминал в интервью «Р-Спорт» Сергей Тараканов. – Привязали к его матрасу веревочки и стали смотреть фильм ужасов. Этот большой добрый человек, лежа на кровати, смотрел фильм ужасов, а за веревочки, что были привязаны, стали дергать, и казалось, что там что-то шевелится. Были такие крики, что весь отель собрался. Но потом он Мышкина с Ереминым чуть не побил, когда эти веревочки увидел».

«Во время турне по США в каждом городе свой спонсор, – говорит Владимир Гомельский. – В одном из городов спонсором была джинсовая фабрика. Игроков сборной СССР пригласили на фабрику, сняли мерку и прямо при них сшили джинсы. Володе шили джинсы, а он подходит к управленцу и объясняет: «Сшейте мне еще, я куплю. А сколько? А почем?» Ему сшили семь пар джинсов. Он везет, довольный, на долгие годы обеспечил себя штанами. У нас была традиция: чтобы джинсы не мялись, мы их складывали пополам, сворачивали в трубочку, и так они не мнущиеся едут. И вот таможня. А он врать не умеет, он же порядочный. И вот подходит к нему таможенница, такая, по пряжку его штанов: «Владимир Петрович, сколько вы везете джинсов?» «Семь». Она потирает руки: «А везти можно только три». И конфискует у него четыре пары. Контрабанда, мол. Но потом через двое суток разобрались, что такой размер носят два человека на всю страну. И хрен кому их продашь. Ему разрешили заплатить пошлину. И вернули».



«Мы в Испании, – смеется Сергей Тараканов. – Играем товарищеский турнир с испанской сборной. И живем в небольшой гостинице. Мы, как всегда, руками постирали форму, развесили на балконе. Едем на тренировку, садимся в автобус, и тут начинается дождь. Вова подрывается: «Подождите меня». И бегом в гостиницу. А там стеклянная дверь, и он со всего маху бум в эту стеклянную дверь. Все вдребезги. Он на полу. Хозяин в шоке. В автобусе паника: что за взрыв?

Вова чуть сознание не потерял, но первым делом спрашивает:

– Башлять надо?!

Первая мысль не то что травму получил, убился. Не дай бог заставят платить за эту дверь».

Фотоувеличение. Сергей Тараканов

Общая идея понятна.

Ткаченко – грандиозное (в прямом смысле) явление: чудовищная сила и грозный облик в сочетании с добродушием и почти робостью порождали несомненный комичный эффект. Благодаря этому он превратился в народного героя как минимум в мире советского баскетбола, где эти качества зачастую утрировали. Он брал в одну ладонь четыре бутылки шампанского, пил водку из ведра на пару с Белостенным, отказывался сдать Папу Гомельского кгбшникам, использовал палец ноги в качестве пульта для телевизора, управлял «24-й» «Волгой» с заднего сидения и при этом в снегопад использовал руку вместо украденных дворников…

Кроткий гигант

Как это ни странно, но тот же контраст габариты/беззлобность характерен и для его баскетбольной карьеры.

Пожалуй, сложно вспомнить какого-то другого советского баскетболиста, у которого были бы столь ярко выраженные посторонние увлечения. Ткаченко привозил из турне музыкальные пластинки (хотя мог бы взять что-то более практичное) и до самоотречения обожал футбол.

«Я люблю симфоджаз и покупал пластинки только в этом направлении, – объясняет Владимир Гомельский. – Володя лучше меня разбирается в музыке и покупал пластинки самых разных направлений. Он хорошо знает музыкальную культуру 70-80-х, у него есть любимые группы, любимые исполнители, любимые вещи. В его «24-й» «Волге» самая важная часть – это магнитола».

«Основное у него – ураганная скромность, – подчеркивает Василий Авраменко. – На выездах он не ходил никуда в город, оставался в номере, телевизор смотрел. А тогда зачастую на всю команду выдавался один телевизор. Это сейчас у команд сотня менеджеров, помощников, администраторов, а тогда все вопросы решали мы с Гомельским вдвоем. И Гомельский неизменно повторял: «Если один телевизор, то только Ткаченко». Ткаченко не выходил на улицу, потому что его сразу же окружали толпы. Особенно в Испании, бегали за ним: «Мистер Таченко, мистер Таченко». Невозможно погулять: в магазин заходишь, не то что покупатели, продавцы все бросают, бегут за автографами. И вот он всегда по телевизору ловил спорт: баскетбол у него не первый вид спорта, первый вид – футбол. За футбол родину продаст. «Жрать не пойду, Антоныч, дверь закрывай, все футбол».

Именно с футбола Ткаченко и начинал. До восьмого класса жил в Сочи и играл в воротах. Но дальше баскетбол уже неконтролируемым образом ворвался в его жизнь.

«Не я выбрал баскетбол. Баскетбол выбрал меня», – как будто всегда извинялся он.



И неслучайно поэтому в книге о центровых Александр Гомельский рассказывает как раз о том, как характер мешал великолепным данным.

«В футбол Володя любит играть и до сих пор, причем выделяется среди партнеров лучшим пониманием игры, дриблингом (несмотря на рост и вес), хорошо видит поле, обладает неплохим пасом, об ударе и говорить не приходится. Причем в футболе он словно сбрасывает невидимый груз проблем и забот и резвится как мальчишка. А в баскетболе, кажется мне подчас, он несет тяжелую ношу, выполняет трудный долг…

Однажды состоялся у нас с ним такой разговор. Спросил я Володю, есть ли у него отрицательные качества, слабости. Не каждый даст искренний ответ. Володя же буквально открыл душу. Его слова, с одной стороны, удивили меня, но с другой — я понял, что был прав, отыскивая причины неровной игры не на площадке, а за ее пределами. Володя ответил так: «Мне не хватает смелости, упорства, терпения. У меня, видимо, слабый характер...»

В представлении большинства людей, хоть раз видевших Ткаченко, этот гигант наверняка выглядел грозным. А на самом деле это был (и есть) стеснительный, смущающийся, даже робкий молодой человек, который и мухи не обидит. Но выяснилось это далеко не сразу…

Ведь критикуя Ткаченко за то, что он при всех явных козырях умудряется проиграть щит даже более низкорослым соперникам, нельзя забывать о его человеческих чертах. Казалось, в борьбе под щитами центровой должен сделать все, чтоб стать как будто еще выше, чем он есть на самом деле. А Володя, наоборот, съеживается — опять же, чтобы не выделяться. Он проигрывает отнюдь не из-за неверно выбранной позиции. И ноги у него работают правильно. Но ставит он их очень узко, ступня к ступне, тоже боясь занять больше места, чем другие. И руки он почти никогда не поднимает. А когда соперник бросается к кольцу, Володя просто-напросто не успевает поднять руки, опаздывает. Вот такой чисто психологический нюанс».

Но данные все равно превалировали: 220 сантиметров, 140 килограммов, подвижность, мягкая кисть.

«Ткаченко на конец 70-х самый физически одаренный человек баскетбола, в моем понимании, – замечает Сергей Тараканов. – Я увидел его пацаном. Он уже играл в сборной, над ним подшучивали, но было видно: человек с ростом 220, достаточно сухой, атлетичный, бегающий, прыгающий, в мире таких было очень мало. Несмотря на габариты, у него отличный бросок, часто он выигрывал у снайперов на тренировках, легко обращался с мячом. В 79-м году был признан лучшим игроком чемпионата Европы – он абсолютно доминировал, в том баскетболе его атлетизм и размеры бесценны: главное было доставить ему мяч, никто не мог его сдержать. Это еще его тренеры технически не развивали, говорили: в защите стой в центре, всех страхуй. Вова бы мог по-другому играть, его данные не были реализованы до конца».

Тогда он был одним из лучших в сборной на чемпионате мира-78 в Маниле. Исход финальной игры была предрешен, когда Радованович повис на руке центрового в начале овертайма, но именно тому выписали пятый фол.

В 79-м был признан лучшим игроком Европы после победы Союза на Евробаскете в Италии.

И все еще оставался одним из лучших на чемпионате мира-82 в Колумбии.

Последний раз мы выигрывали ЧМ по баскетболу в 82-м. Док Риверс тогда промазал с сиреной

«Будучи добряком в жизни, на площадке играл как боец: как его били южки и по почкам, и по яйцам, никого так не били, – замечает Владимир Гомельский. – Он понимал, что они его пытаются спровоцировать на удаление. А он зубы сжимал и свое им забивал. И не было победы приятнее, чем обыграть сборную Югославии. Самый большой его успех – это чемпионат мира-1982, когда прозвучала финальная сирена, он так лупанул мяч в пол, что тот до потолка отскочил. Володя внес огромную лепту тогда.

Юги его очень боялись. Был период, когда все посты в баскетболе занимали югославы. И сборную СССР после победы в Мюнхене откровенно засуживали. Самая большая катастрофа – это чемпионат мира-1978 в Маниле. Тогда Володе фол дали при розыгрыше спорного. Уму непостижимо. Вовка со слезами уходил. Плакали двое: он и Гена Хазанов на скамейке.

Еще я вспоминаю Мемориал Гагарина 78 года. Разыгрывался он по кругу. В финале сошлись две команды без поражений: сборная США – сборная СССР. Турнир проходил в Вильнюсе. И тогда они прислали команду с Мэджиком, Дарнеллом Валентайном и Марвином «Бэд Ньюз» Барнсом. У них не было номинального центра, и Володю тогда держал Барнс: ух, что он с ним сделал, так настроился. У Володи хороший полукрюк с правой, но он ему первые три мяча сверху забил. Американцу сверху – это как плевок в лицо. Данк ин ер фэйс».

Противостояние (и дружба) с Сабонисом

До 82-го Ткаченко выступал за киевский «Строитель» и всеми силами отнекивался от переезда в главную команду страны.

Как это произошло, не совсем понятно. Но, очевидно, что у центрового возникли какие-то проблемы, которые решить могли только в ЦСКА.

«Киевлян Белостенного и Тка­ченко назвать пьяницами нельзя, – писал в книге «Папа» Владимир Гомельский. – Эти ребята могли вы­пить, погулять, погудеть, но уж когда начиналась настоя­щая работа — нет, они никогда не злоупотребляли алко­голем. Просто приехав после победы в Киев и чувствуя всю бесконтрольность ситуации, Саша Белостенный прямо у ресторана «Русь», где они гуляли, в свою «двад­цать четвертую» «Волгу» посадил Володю Ткаченко, по­ехал от ресторана вниз в сторону Крещатика и попал в аварию. И так как водитель находился в состоянии алко­гольного опьянения, против него было возбуждено уго­ловное дело. А уголовное дело — это автоматический не­выезд. То есть сборная теряет основного центрово­го. Отец не мог этого допустить. Конечно, он не оправдывал Белостенного, который выпившим сел за руль. Но для того чтобы вернуть игрока в команду, папе пришлось пройти весь путь по инстанциям до первого се­кретаря компартии Украины Щербицкого».

«У команды не было нормального центрового, а «Жальгирис» уже расцветал, – говорит главный тренер ЦСКА Юрий Селихов. – Я объяснил руководству: «Если у меня будет центр, то мы будем бороться». Сабонису на тот момент уже было 19. И тогда я приложил все усилия, чтобы перевезти Ткаченко. Нам помог случай: у него были проблемы на таможне. Его остановили с валютой и закрыли выезд. Я послал туда помощника: придумывай все что хочешь. Ткаченко от нас долго прятали: он не ночевал дома. Тогда мы его маме объяснили, что если он переедет в ЦСКА, то ЦСКА сможет сделать его выездным, через армию, что там он будет играть и зарабатывать. И она пошла к украинским руководителям и добилась того, чтобы Ткаченко отпустили. Сам он не понимал, чего хотел. Вот так получилось, что Володя оказался в ЦСКА».

В ЦСКА Ткаченко был втянут в противостояние между армейцами и литовским «Жальгирисом». Первые несколько лет (в 83-м и 84-м) ему по силам было сдерживать постепенно раскрывавшегося Сабониса, хотя и не в одиночку.



Что нужно знать о противостоянии «Жальгирис» – ЦСКА, если ты школьник

«Меня почти насильно вернули в мужскую команду в 82-м, – рассказывает Юрий Селихов. – Отказывался раза три. Безуспешно. Тогда каунасцы были первыми в «регулярке», а мы проиграли оба раза в очных встречах. Когда уступили первый матч финальной серии дома, выиграть на выезде дважды представлялось нереальным, чем-то запредельным. Но, получив центрового, способного «бодаться» с Сабонисом и забивать из-под кольца, я решил сделать ставку сразу на двух «больших» – Ткаченко и Понкрашкина. Такого варианта мы прежде никогда не применяли. Это стало полной неожиданностью для «Жальгириса».

Нужно добавить, что до матча еще меня решили снять со всех постов, бумаги официальные заготовили. Однако мы сумели победить. Встретили нас с оркестром.

Сабонис разнообразнее, но в трех метрах от кольца с Ткаченко тягаться не мог. Володя – феномен, если ему мяч дать, он просто запихивает все под кольцом. У него хороший бросок. Мне почему-то особенно запомнилась серия с «Лиможем» в Кубке чемпионов. Нам тогда нужно было побеждать. Нас предупреждали, что судьи ничего нам не дадут сделать. И так и получилось. В итоге нам нужно было вводить мяч – кидаем ему, он ловит наверху, на нем жестко фолят, бьют его, хватают за руки. Он падал вместе с соперниками. Еще раз все увидели: Ткаченко – человек мягкий, но в игре боец».

Борьба Ткаченко и Сабониса в итоге и оказалась символом всего противостояния между ЦСКА и «Жальгирисом».

«С Сабасом – это не их противостояние, – настаивает Владимир Гомельский. – И это даже не противостояние клубов, это противостояние Москвы и Литвы. Оно имело политическую подоплеку. Когда появился Сабонис, они поверили, что могут обыграть ЦСКА. Они же проиграли первые два финала. И не то что Каунас, а вся республика за них болела. Мотивация у них была повыше, чем у наших. Это было зрелище, самый интересный баскетбол за всю историю.

Но с Сабонисом они друзья. Они боролись, пихались, фолили, но потом уходили вместе. До сих пор дружат. Сабонис присылает одежду Ткаченко, хотя ему специально не заказывают, он сам все понимает. Никто об этом не рассказывает, но это так.

В 2008-м мы отмечали двадцатилетие олимпийской победы и пригласили всех, кто причастен, в поместье Шараса Марчюлениса. Сабас живет в Каунасе, он приехал в Вильнюс на трехколесном мотоцикле. А Тканя же любит всякую такую технику: «Дай покататься». Катались они вдвоем – народу собралось больше, чем на баскетбольный матч. А потом они круг почета по главной площади Вильнюса дали… Ну и выпивали, как полагается».

Травмы и призрак Олимпиады

По сути, карьера Ткаченко завершилась в 86-м, ему тогда было всего тридцать лет. А самым болезненным вопросом «наследия» стало отсутствие олимпийского золота, которое всегда брезжило где-то рядом, но так ему и не досталось.

Еще 19-летним попал в сборную на Олимпиаду-76. Тогда команда Кондрашина неожиданно уступила в полуфинале Югославии Чосича.

Перед турниром в Москве неудачно разбил стекло дома и сильно повредил бросковую руку. «Так порезал руку, что врачи долго мучились, прежде чем сумели сохранить ее, – пишет Александр Гомельский. – Но три пальца полностью потеряли чувствительность. В срочном порядке мы стали тренировать ведение и бросок, особенно бросок левой рукой». После той Олимпиады Ткаченко досталось: слишком памятен оказался момент, когда он не смог донести мяч из-под кольца в концовке игры с Италией как раз правой.

Олимпиаду-84 советская делегация проигнорировала. Хотя Гомельский убеждал всех, что готов торпедировать американский баскетбол прямо в Лос-Анджелесе с помощью тандема Сабонис-Ткаченко, который он планировал выпускать вместе.

На Олимпиаду-88 Ткаченко уже не попал. В 86-м у него окончательно полетела спина из-за грыжи межпозвоночных дисков.

«Драма Ткаченко заключалась в том, что он как профессиональный спортсмен никогда не мог отказать, – заключает Владимир Гомельский. – Болела спина, но он не мог не выходить: просил сделать ему уколы и отправлялся на площадку.

То, что Володя в 88-м году не стал олимпийским чемпионом, это самая большая несправедливость. К тому времени он уже не мог разогнуться. Если бы он относился к себе более заботливо, если бы не попались на его пути разные эксплуататоры-тренеры, то могло получиться иначе: большие ребята с такими данными играют до 40 лет. Ткаченко эту золотую медаль не только заслужил, он ее выстрадал».



«Помню, из турне в Испании его прям чуть ли не носилках увозили, – вспоминает Сергей Тараканов. – Его все время подводило здоровье. Это естественно, человек неординарный и с такими сверхнагрузками. Льгот у него не было – он и бегал, и прыгал наравне со всеми.

Все же сверхвысокие центровые требуют особенного отношения. Нагрузки нужно было варьировать, тщательнее относиться. Сейчас все играют гораздо дольше. У нас этого всего не было. Был поточный метод. Плюс он сам не всегда знал, что нужно делать. Не было понимания, как готовить организм – казалось, что мы молодые, здоровья навалом.

Когда наросла мышечная масса, появился вес, меньше гибкости, это наложило отпечаток. Травм стало больше – то рука, то спина. Плюс та история с таможней, его не было в 83-м… Когда появился Сабас, роль Ткаченко снизилась. Это его персональная беда: на его позиции в сборной появился более талантливый конкурент, который был и моложе, и на тот момент здоровее, Ткаченко, учитывая его незлой товарищ, смирился с этой ролью».

«Когда он страдал от остеомиелита – а это невыносимая боль – ему пришлось выйти на площадку, – рассказывала Неля Ткаченко. – Потом Володя признался мне, что перед игрой его накололи морфином. В Киеве в аэропорту его рвало от передозировки. Он играл и с открытой язвой двенадцатиперстной кишки. На коммерческом турнире 40 минут держался, сжав зубы: вылетел позвоночный диск. Начался парез седалищного нерва, муж лежал на полу и кричал от боли. Никому дела до этого не было. Ездил к известному костоправу доктору Касьяну — не помогло. На ноги Володю поставил Валентин Дикуль»…

Естественно, даже и на эту тему есть анекдот.

«Еще один забавный случай произошел с Ткаченко в аэропорту, когда мы вместе летели из Испании в Москву оперировать его больную спину, – говорит Василий Авраменко. – Боли Петровича в то время мучили страшные. Он не мог ни сидеть, ни стоять. Поэтому перевозить его решили в багажном отделении. Однако вся соль не в этом. Пока мы дожидались рейса, Ткаченко, обязательная душа, вспомнил, что обещал своему приятелю мяснику привезти из-за границы видеодвойку. Я говорю: «Хорошо, сейчас сам схожу, подберу». Но он отказался наотрез: «Сам должен посмотреть товар, не имею права подвести товарища». Понять его было легко. Знакомый мясник по тем временам в Москве котировался почти как генсек. Портить отношения с таким человеком было нежелательно. Вот и пришлось нам вместе искать магазин видеотехники. И хотя он находился всего метрах в 70, на то, чтобы пройти это расстояние, Ткаченко, еле передвигавшему ноги, пришлось потратить полтора часа. Чуть-чуть пройдем, падаем на скамеечку – отдыхаем. Наконец, когда цель была достигнута, Петрович в промокшей белой рубашке – в Мадриде стояла страшная жара – только и успел произнести: «Видео, пал-секам!» После чего рухнул на пол у ног обалдевшего продавца. Увидеть перед собой лежавшего Ткаченко тот явно не ожидал».

Культ в Испании

В Испании Ткаченко – культовая фигура.

После победы в Сеуле великое поколение разъехалось по всему миру. Несмотря на проблемы со здоровьем, отправился за границу и Ткаченко. Он принял приглашение «Гвадалахары», клуба второго испанского дивизиона.

Карьера в Испании получилась скоротечной. Полгода «Гвадалахара» шла на первом месте, а Ткаченко набирал в среднем 15,7 очка, 8 подборов и блок. Потом центрового подвели сначала колени, а потом и спина – клуб откатился в середину таблицы, Ткаченко уехал домой лечиться.

Близкое знакомство никак не повлияла на тот миф о Владимире Ткаченко, который сложился в Испании к концу 80-х. Там он всегда был популярнее, чем в Советском Союзе: местные не давали ему проходу, на телевидении появлялись посвященные ему пародийные ролики, возникла музыкальная группа под названием «Таченко», и вообще его фамилия стала нарицательной, так в Испании принято называть высоких.

«Баскетбол стал регулярно транслироваться на телевидении в Испании в начале 80-х, когда появилось поколение Жозепа Маргалла, Хуана Корбалана, Сан-Эпифанио, Фернандо Мартина и других, – объясняет испанский журналист Давид Де Ла Вега. – Нужно помнить о том, что до 75-го Испания была закрыта, и мы с радостью узнавали информацию о других. Мы мало что знали тогда о России, и я не имею в виду исключительно политику, спорта это все тоже касалось. В середине 80-х я был еще ребенком и помню, что СССР оставался для нас чем-то колоссальным и при этом неизведанным. И мне кажется, что Ткаченко был олицетворением советской сверхдержавы, от которой мы были так далеки. Мы много слышали о «Холодной войне», но понятия не имели, что это означает.

В Испании у нас есть привычка ассоциировать определенные имена с повседневными явлениями, и мы часто используем имена спортсменов в быту. Тогда (и даже сегодня) можно было услышать, как высокого человека называли Ткаченко. Если ты видишь друга на велосипеде, ты ему говоришь: «Давай, Мигель» (от Мигеля Индурайна). Если едет друг на мотоцикле, ты называешь его Сито Понсом. Лысых до сих пор называют Пантани. Именно поэтому высоких людей в Испании называют Ткаченко. И поэтому его знают даже те, кто понятия не имеет о баскетболе. Он мифологическая фигура из нашего детства.

Конечно, несправедливо вспоминать о нем только как об очень высоком игроке. Ткаченко был отличным баскетболистом, он даже неплохо атаковал со средней и дальней дистанции, мы видели от него это в Испании, когда он приехал доигрывать за «Гвадалахару» во второй дивизион. Он был уже в возрасте, колени убиты, он так и не адаптировался под адский паркет «Гвадалахары», но знаете, что? Люди заполняли залы, чтобы увидеть его. Чтобы аплодировать ему. Испанские болельщики не могли не отметить его человеческие качества. Его любили, и он отвечал на эту любовь. В каком-то смысле Ткаченко и Испании суждено был встретиться в определенный момент.

Мы его очень уважаем. В Испании это фигура, которая выходит за рамки спорта».

Испанцев словно бы завораживал все тот же очевидный контраст: внешность злодея из фильмов о Джеймсе Бонде и доброта, которая не нуждалась в переводе. Дети приходили поглазеть на человека-гору, каждый год приезжавшего на рождественские турниры. Взрослым не нужно было даже объяснять, что тот удар локтем по голове Панайотиса Яннакиса нанесен случайно.

Ткаченко был воплощением СССР, чем-то грандиозным и непонятным. И для испанцев выглядело символично, что завершение его карьеры совпало с крушением страны.

После

Для России Ткаченко оказался воплощением безжалостного советского спорта. Так вышло, что у его партнеров по ЦСКА и сборной жизнь в баскетболе только начиналась, а он был вынужден распрощаться с игрой в 34. И тогда, когда остальные знакомились с капиталистической экономикой НБА и Европы, центровому нужно было искать себя в неприветливом мире непростых 90-х.

«К сожалению, за годы в баскетболе мне не удалось заработать себе хоть небольшое состояние, – говорил Ткаченко «Чемпионату». – Чтобы не болела душа по поводу того, например, на что сыну учиться… Так получилось, что мы всю жизнь отыграли практически вхолостую».

Места в баскетболе для него не нашлось.

Великий центровой работал в аптеке, в турфирме, в такси, был водителем в банке. В 2004-м возглавил транспортную службу на предприятии, которое занимается вывозом мусора. Ткаченко о своих делах никогда особенно не распространялся и от большинства интервью отказывался, аргументируя это просто: «Не хочу, чтобы меня жалели».



Из-под бесконечного полотна уже давно классических анекдотов едва проскальзывала настоящая жизнь с разводом, неприятностями, квартирным вопросом, болячками, алкоголем, ощущением невостребованности, необходимостью зарабатывать. О Ткаченко вне баскетбола мы практически ничего не знаем: боль лишь угадывается по многочисленным недомолвкам, по эмоциональным рассказам жены.

Александр Гомельский сформулировал это давно: «Все думают, что могучий утес, а это большой ребенок, очень ранимый и временами просто несчастный, неустроенный, неприкаянный»...